Дмитрий Стародубцев - Шерас

Когда Арпад и его помощник вышли, Идал, с непривычки изрядно захмелевший, стукнул кулаком по столу и сообщил удивленному другу:

— А знаешь? Если твои намерения серьезны — я тебе помогу!

— Как? — опешил белоплащный воин. — Зачем тебе это?

— Не забывай, что ты — мой друг «на крови», и я просто обязан это сделать. Если бы с нами сейчас был Тафилус, он поступил бы так же. И я не в силах смотреть, как ты страдаешь уже многие месяцы. А без меня все твои попытки будут обречены. Ведь тебе несомненно понадобятся помощники и деньги. Много денег. У меня их достаточно, чтобы осуществить любой, даже самый фантастический план…

На этом разговор закончился и более месяца не имел никаких последствий. Однажды, возвращаясь из Эврисаллы, в которую ходил пешком, ДозирЭ столкнулся в одном людном месте с молоденькой люцеей. Девушка показалась ему знакомой, и он спросил: «Как тебя зовут, милая пташка?» — «Зирона!» — отвечала прелестница в бронзовом венце и, сунув ему в руку тонкий свиток, тут же растворилась в толпе. Тут белоплащный воин вспомнил, что эта же люцея передала ему послание от Андэль на пиру у Инфекта; он оглянулся по сторонам, спрятал свиток в потайном кармане и поспешил в Старый город. Вскоре он был уже во дворце Идала, уединившись, развернул онис и прочитал его содержимое:

«Андэль. Люцея «восьмой раковины» Дворца Любви.

Где же ты, мой гордый возлюбленный? Помнишь ли обо мне? Не забыл ли те слова, которые услышал от меня у развалин Тобелунга, где я рисковала жизнью, чтобы увидеться с тобой?

Пишу тебе, и слезы сами собой льются из моих глаз. Мне так горько, так одиноко и одновременно так сладко от жгучего щемящего чувства, которое с недавнего времени поселилось в моем сердце, — чувства надежды. Я всё время думаю о тебе и мечтаю о том времени, когда мы будем вместе, когда бескрайние поля, покрытые фиолетовыми и желтыми цветами, и рощи, пахнущие дикой грушей, станут нашим прибежищем! Я мечтаю о тебе и, как истинная авидронка, мечтаю о свободе, о настоящей свободе. Или это пустая глупость?

Готов ли ты, как готова я, поступиться всеми своими наградами и званиями? Готов ли ты всё бросить и бежать вместе со мной, как призывал тогда на корабле? Если нет — давай забудем друг друга. К чему бесплодно страдать? Раз и навсегда смирившись, мы вскоре обретем спокойствие и к тому же сохраним верность Божественному, что совсем немало и что поможет нам превозмочь горечь несбывшихся надежд. Ведь правда же, ради него мы оба готовы на любые жертвы?

Но если ты все-таки решился, знай: я пойду за тобой на край света, готовая к любым лишениям, готовая ко всему. И если нас схватят, вслед за тобой с твердостью приму смерть, какой бы страшной она ни была, оставаясь с тобой навечно.

Третьего дня все люцеи Дворца Любви будут молиться в храме Прощения Дворцового Комплекса, что у Серебряной лестницы. За мной будут следить, но, думаю, мне удастся во время обряда Трех Признаний поменяться молельной накидкой с Зироной — моей верной подругой. Далее я смешаюсь с другими люцеями, ведь Зирону будут принимать за меня, и выскользну в потайную дверь, предназначенную для жрецов. Ноги приведут меня в жилище Панацея, которое, как ты знаешь, находится там же. В его скромной обители я буду в полной безопасности, поскольку старец меня не боится, а рассказать никому ничего не сможет. После службы Зирона вернется в мои покои. Я же буду ждать тебя в храме до самой ночи: ты должен как-то вывезти меня из Дворцового Комплекса. Это наш последний шанс, поскольку Люмбэр собирается перевести меня в башню Одинокой девы, где я отныне, вдали от подруг, буду жить под пристальным вниманием десятков глаз…»

Прочитав свиток, ДозирЭ бросился к Идалу и нашел его в церемониальной зале в компании не менее двух десятков человек. Это были всякие доверители и распорядители негоцианта, съехавшиеся из разных мест, чтобы обсудить заказ Инфекта. На столах, сиденьях и даже на полу лежали отрезы материй, дешевых и дорогих, самых удивительных расцветок. Тут же находились куски кожи, шерстяные полотна, пряжа в корзинах, какие-то странные прялки, челноки, блочки веретена и прочие причудливые предметы, значение которых трудно было понять, ибо все они скорее являлись составной частью чего-то целого — наверное, ткацкого станка. В помещении стоял пронзительный кислый запах, отвратительный до головокружения: так должны были пахнуть свежевыделанные кожи буйвола. Увидев вооруженного телохранителя Инфекта, к тому же сотника, собравшиеся переглянулись, но Идал поспешил всех успокоить, представив его как одного из лучших воинов Белой либеры и близкого друга.

ДозирЭ сообщил, что имеет неотложное дело, и Идал любезно попросил своих посетителей на некоторое время оставить его. Мужи вышли, и белоплащный воин протянул товарищу послание Андэль. Торговец, в свойственной ему деловой манере, быстро пробежал сверху вниз витиеватые строчки. Ни один мускул не дрогнул на его лице, только однажды он удивленно поднял левую бровь.

Окончив чтение, Идал подошел к горевшей бронзовой факельнице в виде девы с кувшином на голове и окунул свиток в лепесток полусонного голубого огонька. Через мгновение послание Андэль было уничтожено.

— Что ты делаешь?! — бросился к факельнице ДозирЭ.

— Избавляюсь от улик, — невозмутимо отвечал Идал, проследив, чтобы от свитка не осталось и пепла. — Только из-за одного этого обрывка ониса можно оказаться на шпате. Не забывай, что Инфект везде имеет глаза и уши.

ДозирЭ успокоился, поняв, что его добрый друг, как всегда, прав.

— Ну и что же ты решил? — спросил после некоторого молчания Идал.

— Что я решил?.. А что я решил? — задумался белоплащный воин. — Я решил выкрасть Андэль и бежать вместе с ней в Яриаду. Там нас не найдут, а если даже и найдут, я сумею защитить свою маленькую люцею. Так, наверное?

Идал огорченно покачал головой:

— И ты действительно готов всё бросить? Белую либеру, Эврисаллу, хвостики айма, наградные платки?

— К моему великому сожалению, — тяжело вздохнул ДозирЭ.

— Хорошо. Я вижу, что ты не отступишься, а посему не буду терзать тебя нравоучениями и напоминать о долге белита. Я никогда так не любил, но знаю, что чувства страстно влюбленного настолько сильны, что, если представить их грузом на весах, — перетянут всё прочее, чем наполнена душа: долг Гражданина, преданность Родине, любовь к своему Богу. Кстати, Божественный, который, несомненно, не заслужил столь подлого предательства, многое для тебя сделал, в том числе однажды спас твою жизнь.

— Это так. Но он украл у меня Андэль! — огрызнулся ДозирЭ.

— Помилуй! — усмехнулся торговец. — Он твой Бог и к тому же твой правитель. Разве он не может забрать у своего верноподданного то, что захочет? Тем более что изначально всё ему и принадлежит. Разве ты имеешь право его попрекать? Ты должен радоваться, что отдал мудрому вершителю самое ценное, что у тебя есть, — предмет своей пылкой любви.