Лейн Робинс - Маледикт

— Ты не имеешь права видеть меня во сне, — заявил юноша.

Джилли лишь вздохнул.

— Сон — это волшебство, не подвластное велению разума, Мэл. Мне жаль, что твое присутствие в моем сне тебя обидело. Этот кошмар не имеет смысла. — Кроме того, что Ани, по общему мнению мертвая и покинувшая мир, в его снах казалась вполне живой.

— Ты что, пытаешься спалить дом? — Маледикт предпочел сменить тему. — Или сам пристрастился к наркотикам, которые вкалываешь старому мерзавцу?

— Ты пришел, чтобы нападать на меня? — поинтересовался Джилли. — Если так, то прошу тебя уйти. Я устал. Пока ты обживал свою новую территорию, я работал.

Маледикт, изменчивый словно ртуть, тут же заговорил иначе:

— Мой бедный Джилли. Я дам тебе заснуть, но все же я настаиваю на том, чтобы ты погасил свечу. Уверен, существует множество более приятных способов умереть, чем сгореть заживо в собственной постели.

— Что тебе нужно? — спросил Джилли. — У меня сна ни в одном глазу. Поспал уже, хватит на сегодня. — В доказательство своих слов Джилли сел в кровати, облокотившись на гору подушек.

Маледикт плавно приблизился к кровати и устроился на самом краешке. Перьевой матрас слегка шевельнулся под его весом, словно выдохнул.

— Я хочу знать, к какому волшебству ты прибег, чтобы добиться для нас доступа ко двору. Чьи тайны оказались столь интригующими…

Джилли с сомнением взглянул на мрак, зарождавшийся в глазах Маледикта, и попытался потянуть время с ответом:

— Я встретил одного парня, который знает твоего Януса.

Лицо Маледикта стало непроницаемым, словно захлопнулись ставни на окне:

— Вот как.

— Знаешь ты парня по имени Роуч? Работал в «Быке» и при каждом удобном случае обворовывал клиентов.

— Роуч, — повторил Маледикт; в осмотрительно неторопливом тоне мелькнула искорка узнавания. — И что же он такого мог наговорить?

Джилли пожал плечами.

— Наши дороги пересеклись лишь на краткое мгновение. — Роуч, затаившись в темном переулке, напал на Джилли и попытался отнять у него добытое потом и кровью письмо со скандальным компроматом. Джилли, окрыленный успехом, без труда стряхнул глупыша Роуча и сообщил ему, что он тупица, раз пытается стянуть то, что даже не сможет прочесть. — И Роуч сказал, что Янус научил его читать. И еще сказал, что Янус убил свою девчонку.

— Роуч дурак, — отозвался Маледикт. — Лучше позабудь его и его слова, Джилли. — Маледикт встал и зажег от догорающей свечи новую. Но вместо того, чтобы обогреть комнату теплым светом, она своим пламенем лишь выманила тени, до сих пор таившиеся по углам.

С трудом оторвав от них взгляд, Джилли переключил внимание на язвительный тон Маледикта:

— Неужели у тебя не нашлось других дел, кроме как слушать, что говорит крыса из Развалин?

— К тому времени у меня уже было все, что нужно, — отозвался Джилли. Отобрав свечу у Маледикта, он пристроил ее рядом с кроватью, не переставая гадать, что заставляет кошмар оставаться поблизости. Его собственный страх? Или присутствие Маледикта?

— А точнее? — В голосе Маледикта слышалась настойчивость. — Я пока так и не узнал, что же это за тайна — и как много от нее зависит?

— Непристойное письмо маркиза Де Герра своей сестре, — ответил Джилли. — Не самого советника, а его племянника. Однако этого оказалось вполне достаточно.

— Ты что, взломщиком заделался? — удивился Маледикт. — Не представляю тебя в этой роли. Слишком уж ты крупный.

— Я перенанял Ливию у Де Герра, — признался Джилли. — Покидая службу, она стянула письмо.

— Весьма разумно, — насмешливым тоном произнес Маледикт. — Только вот, Джилли, неужели тебе не приходит в голову, что и в доме Ворнатти сейчас полно всякого сброда? Сам старый развратник, его любовник-шантажист, служанка-воровка…

— И юнец-убийца, — добавил Джилли, намереваясь лишь слегка поддразнить Маледикта, однако образ Ани, не желающий оставить его сознание, превратил эти слова в дерзкую насмешку.

Брови Маледикта сошлись, выдавая поднимавшуюся в нем волну гнева.

— Посмотрим, сочтет ли Ласт меня столь же забавным, как счел ты. Возвращайся к своим снам, Джилли. — И Маледикт стремительным, яростным движением потянулся к свече. Джилли перехватил его руку.

— Мэл, не надо, — попросил он.

— Что, боишься темноты? — спросил Маледикт. Он высвободился, но едва не упал, споткнувшись о книгу, что лежала у кровати на полу. — Неудивительно, учитывая, какую ерунду ты читаешь. — Он швырнул «Книгу отмщений» Джилли на одеяло и зашагал к двери.

— Что ж ты такой ранимый, — сказал Джилли. — Я вовсе не хотел тебя обидеть.

Но три года сытой жизни и усердных занятий не прибавили юноше умения доверять.

Маледикт упал в кресло, положив ноги на кровать Джилли.

— Ласт будет добираться сюда слишком долго. Мне надоело ждать.

Глаза юноши стали черными словно тень; у Джилли пересохло во рту, когда он представил, как из темноты, окружающей Маледикта, к нему тянется рука Ани. После ухода мальчика Джилли смотрел на пламя — и в этом неверном свете видел хоть какое-то, пусть слабое, утешение — до тех пор, пока свеча не догорела одновременно с первыми лучами солнца.

Маледикт стоял, очерченный сернистым свечным светом — такой свет непременно сопутствует подобного рода официальным поводам, лестным для престарелых распутников и дам, а также добавляет роскошного блеска цветущей молодежи. Бальная зала королевского дворца представляла собой полукруг, обрамленный садом с выпуклой стороны, золочеными дверями — с противоположной. По особым случаям король распахивал двери, и они, складываясь веером, разъезжались в стороны, превращая полумесяц залы в круглую луну. Зала служила для развлечений знати — с весны и до осени, а если зимняя скука становилась невмоготу, то и зимой.

В вестибюле Ворнатти, державшийся за спиной Маледикта, расписался в гостевой книге. Юноша сделал это прежде, и Джилли добавил свой росчерк в строке «Сопровождающая прислуга».

Ворнатти резко захлопнул книгу, к раздражению тех, кто пытался через его плечо прочесть имя нового участника собрания.

— Неужели не хватает благоразумия дождаться, пока мы войдем?

Маледикт слушал вполуха, поглощенный созерцанием залы. Одна-две танцующих пары замедлили шаг, обратив взгляды на вход. Кучка знатной молодежи заняла места за столами, крытыми зеленым сукном, — предстояла бесконечная ночь игры. Словно частицы солнца, захваченные и теперь возвращающиеся обратно на небо, сверкали драгоценности. Мраморные полы были выложены мозаикой, повторявшей узор разбитых раковин, а сама комната словно покачивалась на волнах океана платьев и кружев, похожих на морскую пену. От едва заметного движения в нишах и у выходов трепетали и перешептывались серо-голубые портьеры.