Лейн Робинс - Маледикт

— Я не стану делиться с Джилли, — сказал Янус.

Джилли встретил взгляд светлых глаз и понял содержавшееся в них предупреждение, словно оно было произнесено вслух. «Я могу неожиданно обременить себя отпрыском фермерского сына взамен наследника».

Маледикт дал Янусу пощечину; удар оставил красный след на только что выбритой коже и эхом разнесся по комнате. Янус поморщился и снова перехватил бритву, стараясь выдернуть ее из ладони Маледикта.

— Ах так, тогда сам спи со своей красавицей-женой. — Маледикт толкнул Януса вперед и спихнул с кровати. Мыльная вода выплеснулась ему на колени.

Янус, не обращая внимания на вспышку гнева Маледикта, сказал, обращаясь к Джилли:

— Пусть будет Амаранта. Женитьба на девчонке Лавси превращает вынужденный брак в нечто большее, чем просто возможность угодить Арису. Поддержка Лава будет неоценимой в моей охоте за титулом.

— Амаранта — девушка гордая. Она может отказать, — проговорил Джилли, не сводя глаз с лица Маледикта. Он коснулся запястья юноши, желая успокоить, однако тот извернулся и отпрянул, яростно и нервно.

— У нее что, в самом деле есть выбор? — удивился Янус. — Когда Арис уговаривает меня жениться, а ее отец мечтает выдать ее замуж прежде, чем она отыщет еще одного конюха, чтобы скрасить свои дни? Скажи мне, она по-прежнему на хорошем счету в обществе? У меня нет никакого желания обременять себя отверженной в свете женой.

— Она дочь Лава, — ответил Джилли. — Ее грехи забудутся, едва она вступит в брак.

— Довольно, — выкрикнул Маледикт, и голос его сорвался.

Лицо Януса сделалось мягче, он потянулся к возлюбленному.

— Пойди сюда, мой темный рыцарь.

Маледикт упал на колени перед Янусом, спрятав голову у него в ладонях.

Янус погладил темные волосы, потом сказал:

— Что еще мне остается делать, Мэл? Если не Амаранта, тогда кто? Будет ли та, которую ты примешь?

— Я ненавижу их всех, — прошептал Маледикт срывающимся голосом.

— И я стану ненавидеть, я обещаю, — сказал Янус, откидывая кудри Маледикта, чтобы поцеловать его в шею.

Маледикт отвернулся, когда Янус принялся искать его губы своими, и обратился к Джилли с просьбой:

— Джилли, устрой так, чтобы Янус встретился с Амарантой. Выясни, куда она ходит, чем занимается, что ей по душе. Относись к ней как к любому другому врагу, с которым мы собираемся разделаться.

Джилли вернулся домой после обеда, повстречавшись по очереди со знакомыми слугами-шпионами и информаторами. Хотя в основном речь шла об Амаранте, он также увиделся со служанкой Вестфоллов, чтобы выяснить, не вернулась ли еще Мирабель. Ответ был отрицательный, однако Джилли заметил, как девушка отвела взгляд, и усомнился в том, что она говорит правду. Последнее, что они слышали о Мирабель, им доложил кучер. После похорон Ворнатти он следил за ней до границы Развалин и не посмел последовать дальше; Мирабель стала пробираться вглубь, поднимая длинной юбкой вихри мусора. Развалины и их обитатели должны были прикончить ее, однако у Джилли на этот счет имелись неприятные сомнения. Мирабель была опасной женщиной.

Собрание грачей на карнизе ворчливо выразило свое согласие с размышлениями Джилли, и он поежился, поспешно шмыгнул в дом и не посмел поднять глаз — боялся встретить черные птичьи взгляды. В прихожей его подкарауливала Ливия.

— Будь осторожен, Джилли. Как только ушел лорд Ласт… ну, в общем, он впал в довольно дурное настроение. Швырнул в меня чайник. И еще разбил зеркало на лестнице.

Джилли взглянул вверх на темные ступени.

— Почему бы тебе не пойти куда-нибудь развеяться.

— Тебе не придется просить меня дважды, — сказала Ливия, протягивая ладонь, и Джилли, сообразив, что ее жалование лишь через неделю, вручил ей горсть медяков.

— Я дам тебе луну, если ты уведешь с собой двух других служанок.

— Этих скучных мышек? — посетовала Ливия, но все же согласно кивнула.

Джилли взбежал по лестнице, перескакивая разом через две ступеньки, и остановился. Ливия не сказала, что Маледикт воспользовался бронзовой статуэткой змея, той, что стояла в холле, чтобы разбить зеркало. Рама все еще удерживала расколотое стекло; лишь несколько серебристых кусочков из самой середины окропили ковер. Переступив через них, Джилли постучался к Маледикту и, недовольно бормоча, отворил дверь.

Юноша сидел на кровати, бритвой распарывая галстуки. Пол вокруг был усыпан обрывками раскромсанной ткани. Вообще в комнате царил беспорядок: на каминной полке валялась туфля, тазик для бритья отлетел к стене, чайник был опрокинут, вода вылилась на ковер.

— Чью глотку ты в мечтах перерезаешь? — поинтересовался Джилли.

— Свою, — ответил Маледикт. Лицо его было все в пятнах от слез и ярости. Горечь изогнула губы унылой кривой. У Джилли екнуло сердце.

— Это из-за его женитьбы, — догадался он.

Маледикт принялся тереть распухшие глаза. Бритва угрожающе скользила возле самой его щеки, и Джилли отобрал ее и закрыл.

Глаза Маледикта тут же почернели:

— Я еще не закончил.

— Может, я лучше налью тебе чего-нибудь выпить? — Джилли взглянул на поднос для бокалов, усыпанный осколками хрусталя. — А еще лучше давай закончим начатое тобой дело и напугаем кухарку так, что она уйдет из дома на сегодняшнюю ночь. Наведаемся к ней в кухню и выясним, что за спиртное она таскает из твоего винного погребка.

— Я не ребенок, которого надо баловать, — предупредил Маледикт.

— Почему бы мне и не побаловать тебя, — возразил Джилли. — Такое впечатление, что у тебя разрывается сердце.

Маледикт позволил Джилли поднять себя на ноги.

— Когда он женится…

— Успокойся, — остановил Джилли. — Поразительно, насколько приятнее кажется жизнь после стаканчика спиртного.

— Странно, что ты до сих пор не превратился в пьяницу — с такой-то философией, — заметил Маледикт, все же позволяя Джилли проводить себя по лестнице вниз, потом мимо больших, пустых и темных комнат и, наконец, в теплую кухню. Кухарка, что-то резавшая на разделочной доске, испуганно подняла взгляд.

— Сегодня ты нам не понадобишься, — сообщил ей Джилли.

Женщина оглядела Джилли, бросила быстрый взгляд на лицо Маледикта и сдернула фартук.

— В печке хлеб. Будь хорошим мальчиком, Джилли, не дай ему сгореть, иначе завтра останешься без тостов.

Когда кухарка поспешно удалилась, Маледикт заметил:

— Ты ей нравишься.

— Она относится ко мне, как мать. Если бы ты не был таким противным, она бы и к тебе так же относилась. Она считает, что тебя нужно лучше кормить.

— Это по-матерински? — спросил Маледикт. — Моя мать была совсем не такой. — Юноша устроился за исцарапанным деревянным столом и принялся ковырять кончиком ножа кусочки миндаля, отвлеченный от всплеска ярости непривычной обстановкой.