Макс Фрай - Русские инородные сказки - 4

В течение часа пожарные и полиция прочесывали туннели и станции, но им так и не удалось обнаружить чудовищную собаку. Только один пожарный Рубен Фонсека утверждает, что видел трехголового мутанта, но нам не удалось с ним побеседовать — господин Фонсека попытался напасть на наших коллег с телевидения, после чего был задержан, осмотрен врачом и госпитализирован с диагнозом "острый невроз".

Наша газета будет и дальше держать читателей в курсе происходящего. Читайте в следующем номере дискуссию "Мутанты в метро: мифы или реальность?"

Новая квартира отличная, просто отличная, и этаж правильный, пятый, самый мой любимый, ни высоко, ни низко, и балконы застекленные — не дует, все, все мне нравится, даже кухня в зеленом кафеле, правда, говорят — темноватая, а мне-то что, ну, темноватая, так свет можно включить, а в остальном — картиночка, а не квартира, подумаешь, мебель старая, не разваливается же, а так — отличная, отличная квартира, только вот угол возле туалета странный какой-то. Ну, вот странный, я даже и объяснить толком не могу, чем странный, странный и все, даже как бы страшный, то есть, днем-то еще ничего, а ночью так просто жутко, я, когда мимо него в туалет пробегаю, у меня прямо мороз по коже, хотя, казалось бы — угол себе и угол, вешалка там стоит, на ней сумки — раз, два, три — три черные, одна бежевая, дамская очень, я ее не люблю, и одна серая, тканевая, старенькая уже, все никак не выкину, рука не поднимается, столько мы всего с этой сумкой вместе пережили. Ну, куртка, там, два зонтика, внизу — кроссовки — две пары, пакет какой-то полиэтиленовый, на стене трубка домофона и распределительный щиток. Ничего, то есть, ни страшного, ни даже таинственного, а вот поди ж ты, если ночью мимо него иду, обязательно свет включаю — страшно потому что очень. Со светом, правда, тоже страшно, даже еще страшнее, потому что, получается, что я, вроде как, верю, что в темноте прячется что-то ужасное, и пытаюсь от него, ужасного, отгородиться, и от этой мысли в коленках тошнота делается, а в голове гул, и хочется завизжать и всех разбудить, чтобы прибежали и защитили, да разве ж кто защитит, все только ругаться горазды, дурочка, говорят, нету тут ничего, обычный угол, это у тебя нервы и воображение разыгралось, иди быстро в туалет и спать, и орать прекращай, пока соседи полицию не вызвали. Нервы, ага! Нервы! И воображение разыгралось! А то, что я один раз мимо угла шла, а там, у вешалки, что-то стояло, огромное такое, бледное, как у серой крысы брюхо, и колыхалось еще — это, наверное, тоже воображение разыгралось! Но разве ж переубедишь кого… я поэтому теперь просто стараюсь без нужды мимо угла ночью не ходить. Ну, только если очень сильно в туалет приспичит. И то, если очень вдруг страшно делается, я тогда одна не иду, бужу кого-нибудь, защитить, конечно, не защитят, но, хоть свидетели будут, что не воображение и не нервы. Ой, мамочки, как назло, поговорила о туалете, и мне теперь хочется… пойти, что ли…или попробовать уснуть… до утра посплю, а там и в туалет не страшно уже…или встать…вот ведь…ну кто ж за язык тянул?

Педру Алвешу снится, что на плите кипит чайник и вовсю свистит в металлический полицейский свисток. Педру хочет отключить газ или хотя бы снять чайник с огня, но чайник не умолкает, а свистит все злобнее и истеричнее. Педру пытается сорвать свисток с носика, но чайник не дается, вертится, ерзает, а свистеть не перестает. Наконец, Педру удается зажать чайник подмышкой и ухватиться покрепче за пупочку свистка, и в этот момент он просыпается. Вокруг темно, только электронный будильник на тумбочке светится мертвенным зеленоватым светом. А откуда-то из коридора несется тонкий отчаянный визг. Педру рывком садится на постели и мотает задуренной головой. Приснилось ему, или и вправду Пилар пыталась его разбудить? Педру, не глядя, ощупывает постель рядом с собой. Пилар нет. Видно, ей, как всегда, приспичило в туалет в неурочное время.

— Педру! — хотя кроме них в комнате никого нет, в такие моменты Пилар обычно разговаривает шипящим шепотом, от которого у Педру сразу начинает чесаться где-то в области мозжечка. — Педру, миленький, я в туалет хочу!

— Так иди, — бурчит в ответ сонный Педру — он всегда с трудом засыпает и терпеть не может, когда его будят среди ночи.

— Я боюсь проходить мимо угла! — шипит Пилар.

— Так не иди! — отвечает Педру и поворачивается на другой бок.

Все же, обычно он уступает, и уныло плетется вслед за дрожащей Пилар к туалету, обещая самому себе, что это — в последний раз, что сколько же можно, и что завтра же он запишет Пилар на прием к психиатру — ведь это все нервы, нервы и слишком буйное воображение. Наутро, правда, ночные разговоры и обещания кажутся ему сном — глядя на веселую резвушку Пилар, Педру просто не в состоянии поверить в то, что это она ночью тряслась и плакала от страха, а, когда проходила мимо вешалки в углу, вцепилась в его руку с такой силой, что он чуть сам не заорал.

А сегодня Педру так и не проснулся и не пошел с Пилар в туалет, и вот на нее кто-то напал, или она увидела что-то страшное, и теперь кричит, бедная девочка, и уже охрипла от крика, а он все сидит, подонок, подонок, скотина бесчувственная!

Педру вскакивает с постели и огромными прыжками несется к туалету, туда, где кричит Пилар.

Впрочем, Пилар не кричит. Пилар просто не может кричать.

Пилар полулежит на полу, странно откинув голову на край унитаза, ее белая ночная рубашка неприлично задралась, и это почему-то выглядит пугающе.

А посреди туалета, уставившись на Пилар безумными от ужаса глазами, захлебывается визгом крошечная казумби. [2] Cazumbi — привидение, дух (как правило — злобный) у народов Анголы.

25 декабря. 0 часов 05 минут

— Кому этот подарок? — спрашивает дона Элса, поднимая повыше что-то маленькое и мягкое, обернутое в красную бумагу и украшенное кривоватой самодельной розеткой.

Зе Педру уже оставил надежду разглядеть хоть что-нибудь сквозь шерстяной клетчатый шарф, которым ему завязали глаза, и теперь хочет помучить остальных. Он нарочно тянет паузу, картинно чешет в затылке, глубоко вздыхает и хмыкает со значением, пока все семейство ерзает от нетерпения на стульях.

Филипа не выдерживает первой и пинает брата под коленку.

— Мама! — вопит Зе Педру, с готовностью стаскивая шарф с головы. — Скажи ей!!!

— Нет мама, ты ему скажи! Он же над нами издевается! — возмущается Филипа.

— Дети! Дети! — нервно вскрикивает дона Элса, потрясая свертком. — Немедленно успокойтесь!

Жука, которой давно пора спать, и которой разрешили дождаться подарков только с условием, что она не будет капризничать, страдальчески кривится. Ей очень хочется присоединиться ко всеобщему ору, но она боится, что ее тут же отправят в постель, а стеклянная лягушка, которую Филипа купила для нее на ярмарке, будет вынуждена просидеть еще целую ночь в пустой и темной коробке. Стоит Жуке подумать о том, как грустно и одиноко будет бедной лягушке, слезы сами собой начинают капать у нее из глаз, и, не в силах больше крепиться, Жука заходится горестным ревом.