Марина Дяченко - Корни камня

— Болит рука? — глухо спросил Барракуда.

Ивар посмотрел на свою руку. Пять темных отпечатков на запястье.

— Нет, — соврал он. Барракуда не отозвался; выпуклые глаза его глядели отрешенно и в то же время пристально — наверное, так смотрят безумцы. Ивару сделалось так страшно, что он горько пожалел об ушедшей Милице.

Одновременно со страхом явился стыд за свою слабость; страх велел задобрить Барракуду — стыд сделал ватным Иваров язык, когда, покрываясь потом, он выдавил наконец:

— Я… сам виноват.

Барракуда мигнул.

— Он… — Ивар мучительно подбирал слова, — он не хотел… причинить ей вреда… Он хотел убить ВАС!

В следующую секунду, холодея, он подумал: хорошенькое оправдание.

— Да, — сказал Барракуда глухо. — Такой уж, видно, я счастливец… Повезло мне. Да, Ивар?

Ивар снова заплакал.

Это произошло неожиданно для него самого, это было мучительно и позорно; он сам осознал происходящее только тогда, когда слезы уже вовсю душили его, и поздно было призывать волю и гордость — у него не осталось ни воли, ни гордости, ни даже страха перед унижением.

Он плакал, не пытаясь остановиться, захлебываясь, исходя своей болью, выливая в слезах и смерть Ванины, и рану Сани, и поражение отца, и свою собственную неведомую судьбу. Потом ему стало легче — и сквозь пелену слез он увидел, что Барракуда сидит, опустив голову ниже плеч, странно отвернув лицо.

Со второй попытки Ивар обрел способность говорить.

— Как там… — прошептал он между всхлипываниями, — не покажем врагам слез наших… Прольем лучше кровь нашу…

Барракуда не удивился, что Ивар запомнил его собственные, в назидание сказанные слова.

— А я не враг тебе, — отозвался он еще глуше. — Плачь, сколько хочешь… Пожалуйста.

Глаза у Ивара саднили, будто засыпанные песком.

— Не враг… — прошептал он горько. — Зачем вам… Все это… Эта торговля… Отец не стрелял бы… Если бы… не загнали в угол…

— Меня тоже загнали в угол, — устало признался Барракуда. — Причем много раньше.

— Вы сами себя загнали в угол, — Ивар отстраненно удивился смелости своих слов. — Поселок против Города… Чего вы хотите…

— Чего я хочу, — сказал Барракуда со странной горечью в голосе. — И как же мне тебе объяснить, мальчик, чего я, собственно, хочу…

Он замолчал, пугая Ивара внимательным взглядом выпуклых глаз. Потом медленно опустил веки:

— Ладно. Расскажу тебе… историю. Сказку, а точнее, предание… Вряд ли ты слыхал это слово.

— Слыхал, — сухо сообщил Ивар.

Барракуда взглянул недоверчиво:

— Да?.. Тем лучше… Итак, давным-давно…

Он запнулся, будто пытаясь собраться с мыслями и перепрыгнуть через какую-то внутреннюю преграду; потом, очевидно одолев себя, откинулся назад и продолжал странно глубоким, даже величественным голосом:

— Жил некто… И много славных дел выпало на его долю, и все испытания он вынес с честью… На пути его встало Семирукое Чудовище Ача — но герой одолел его в битве на берегу Ревущего Рога… Много горя народам предгорий принес пожиравший людей Жертвенник — но герой сравнял его с землей… И он же лишил угодий великую Подземную Змею, явился в смрадное жилище ее и задушил хозяйку ее же склизким телом…

— Это же сказка о Белом Рыцаре! — не удержался Ивар.

Барракуда прервался, чтобы удивленно вскинуть брови:

— Да? Я не знал, что в Городе ее помнят… текст, а не видеоряд. Впрочем, ты ведь сын высокопоставленных родителей, может, ты и книгу в руках держал?..

Ивар сглотнул.

Знал бы Барракуда… Долго бы смеялся. Знал бы о его, Ивара, игре… Об этих видениях, говорят, они еще называются мечтами… Но Ивар никогда и ни с кем не говорил об этом вслух. Только Саня немножко догадывается… Это рождается внутри, это слишком интимно; что же до Барракуды, то в его устах одно только имя Белого Рыцаря звучит кощунственно… Должно звучать кощунственно.

Барракуда молчал, и Ивар напрягся, на секунду поверив, что этот человек способен читать чужие мысли, и то, что до сих пор тщательно скрывалось от людей, сейчас будет грубо изъято и представлено на всеобщее обозрение.

— Что с тобой? — удивился Барракуда.

Ивар потупился:

— Ничего…

— Ничего, — Барракуда задумчиво закинул ногу на ногу. — Рыцарь объединил племена, основал город… Он ведь был могущественен, он привык властвовать…

— Властвует закон, — отозвался Ивар.

Барракуда кивнул:

— Да, закон… Но нет закона, одинаково мудрого для всех.

— Есть! — Ивар вскинулся. — Нельзя убивать, и нельзя…

— Знаю, — прервал Барракуда. По лицу его прошла тень, и Ивар вспомнил, как несколько минут назад этот человек невидяще смотрел в угол. Ивар осекся.

Барракуда снова сделал над собой усилие. Поморщился, будто досадуя на собственную слабость:

— Итак, городом правил Закон… Один для всех. Вроде бы справедливо… Но люди не родятся одинаковыми, как плашки. Кто-то принимает Закон — а другой под Законом родится, и не выбирает его так же, как не выбирают мать…

Ивар невольно опустил голову; Барракуда вздохнул:

— В Городе были люди, рожденные под другим Законом и оставшиеся верными ему. Среди них был Черный Рыцарь… особенно неуживчивый, и Закон руками Белого Рыцаря заточил его в темницу… У тебя голубые глаза, Ивар. Разве существует Закон, повелевающий им быть черными и никакими другими?!

Он перевел дыхание. Продолжал тоном ниже:

— Вот, Черный Рыцарь оказался за решеткой… Ты спросишь, чего же он хотел?

— Он хотел смуты и раскола, — медленно проговорил Ивар. — В мире, где полно опасностей… смута и раскол подобны смерти.

Барракуда оскалился:

— Почему же Белый Рыцарь схватился с кочевыми племенами, почему он заплатил кровью за победу, вместо того чтобы признать единый с ними Закон? По-твоему, чем больше племен живет под Законом — тем надежнее, и неважно, каков Закон, лишь бы — один для всех?

С трудом сдерживая раздражение, Ивар процедил сквозь зубы:

— Белый Рыцарь подвигом заслужил доверие… Друзьям он несет мир и безопасность, а враги… Его враги испытали кое-что на своей шкуре… И еще испытают, — добавил он глухо.

— Да уж, — устало усмехнулся Барракуда. — Нашему Черному Рыцарю порядком досталось… Но он смог уйти… и хотел с тех пор только одного: чтобы его оставили в покое. Но Белый Рыцарь… Ты слушаешь?

Ивар вздрогнул. По коридору быстро простучали чьи-то башмаки.

— …Белый Рыцарь не желал смириться, он считал почему-то, что свобода Черного чем-то угрожает ему… Или оскорбляет его, уж не знаю… И тогда он послал Черному Рыцарю испытание. Первым испытанием было, конечно, чудовище…

Ивар закрыл воспаленные глаза. Сквозь молодой лес ломилось, треща стволами, грузное бронированное тело на многих суставчатых лапах. Отвратительный запах, густой рев, копье в боку трепещет, как антенна…