Вероника Иванова - Право быть

Прошло ещё одно мгновение, и раздался новый приказ:

— Встать!

Тело великана заходило ходуном. Иначе и быть не могло, ведь за время лежания мышцы утратили часть своей боеготовности, но Борг поднялся на ноги быстрее, чем я приготовился ждать, зато вены на его лбу угрожающе вздулись то ли от натуги, то ли от...

— Сопротивляться бесполезно. Этим ты только добавишь себе боли, но не избежишь угодного мне результата.

— Что ты... со мной... сделала? — пересохшими губами прохрипел рыжий.

— Ты не поймёшь.

Она подошла совсем близко к Боргу и щёлкнула его пальцем по носу, а великан даже не смог шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы поймать руку насмешницы.

— Я бы и дальше позволила тебе спать, до самой смерти, но видишь ли, в чём дело... Нужен присмотр за твоим другом. Я бы и сама справилась, только у меня есть много других забав, на которые я трачу свои силы с куда большим удовольствием.

На пол упала связка ключей.

— Открывай замки, бери своего друга за шиворот и следуй за мной.

«Шиворот» оказался не красным словцом, а тщательно исполненным способом доставки тела заключённого в угодное тюремщице место. Присутствие или отсутствие духа во внимание, разумеется, не принималось. Борг сгрёб пятернёй полотно на моей спине, превратив рубашку в пелёнку, стесняющую движения, и, легко удерживая меня на ногах, потащил прочь из комнаты. Довольно неудобно, даже немного стыдно чувствовать себя ярмарочным болванчиком в руках дюжего кукольника, но сопротивляться было бы бессмысленно, да и... Меня куда больше занимало азартное желание увидеть, где и как обитает говорящая с серебром . Однако пейзаж за стенами дома оказался всё тем же, что и на берегах озера, и если бы я поспорил на этот счёт с собой, то непременно проиграл бы. Хотя... Могло ли быть иначе?

Нить, не принадлежащая плоти ни одного из живущих драконов, — разве это не лучшее место для безмятежного бытия? А каждый, кто рискует ступить на белый песок, становится послушным исполнителем желаний здешней хозяйки. Как, видно, и произошло с полевым агентом, отправившимся сюда по собственному капризу или выполняя приказ. Можно ли победить того, кто любого твоего воина, самого сильного и самого преданного, может заставить не только выдать все тайны, но и обратить оружие против прежнего господина? Нет, Ксаррон, и тeбе не справиться с серебряной напастью. Твои посыльные сгинут на песчаных берегах, а ты сам не сможешь сюда прийти, ведь эта Нить не подчиняется воле драконов.

Дом, толком не рассмотренный мной изнутри, снаружи выглядел вполне обычно, как выглядит добрая половина сельских строений в Западном Шеме, — добротный, не особо громоздкий, но просторный, можно даже сказать, простирающийся, потому что недостаток высоты успешно восполнялся протяжённостью. Деревянные стены, деревянная же крыша без следа морения... А впрочем, нужны ли на берегах серебряного озера хоть какие-то ухищрения, призванные сохранить дело рук человеческих на долгие годы? Здесь никогда не идут дожди, не сменяются времена года, не живут ни звери, ни насекомые, да и люди нечасто заходят. Даже кровь не смогла ржавчиной разъесть кандалы. Всё, что окажется в стране белого и чёрного, сможет существовать вечно. При одном условии. Ecли откажется от своей свободы в обмен на чужую.

Шурх, шурх, шурх. Белый песок, белое небо, вечный свет незаходящего, но невидимого солнца. Должно быть, здесь невыносимо скучно жить... Бедняжку стоило бы пожалеть. Вот только она сама, похоже, жалости не знает, потому что всё ускоряет и ускоряет шаг, словно стремясь побыстрее... Добраться до кромки леса.

Лес? Откуда он взялся? Ещё минуту назад впереди висело неподвижной кисеёй всё то же белое марево, а теперь через него просматриваются тонкие росчерки стволов и веток. Безлистных, но вполне настоящих, а это значит... Мы идём к границам Нити.

Белизна песка постепенно переставала быть девственной, принимая привычный глазу грязно-жёлтый оттенок. Под ногами стали попадаться кусочки коры и шишки, а ветерок, показавшийся мне сейчас подарком богов, принёс с собой ароматы соснового леса, под сень которого наша процессия и ступила, встречая рассвет. Впрочем, восходящее солнце пряталось где-то за частоколом шершавых стволов, оставляя на нашу долю одну лишь мерцающую серо-розовую дымку, в которой можно было заметить и рассмотреть очень многое, но только не того, кто умеет прятаться. Только не лесного эльфа.

Он вышел из-за сосны и остановился, как будто ожидая следующего шага от нас. Высокий, обманчиво хрупкий, как и все его сородичи, похожий на них и всё-таки другой. Если эльфы бывают измождёнными, то перед нами стоял именно такой. Не просто стройный и тонкий, а до сухоты жилистый и странно одетый или, вернее сказать, раздетый. Обычно длинноухие трепетно относятся к своему телу, и хотя оно уязвимо куда менее человеческого, не пренебрегают одеждой, особенно живя в лесу, а этот был обнажён по пояс и бос. Истрёпанные штаны, едва доходившие до колен, грозили в скором времени рассыпаться прахом, как, судя по всему, поступили остальные предметы одеяния, но их обладатель, видимо, был погружён в иные заботы, о чём свидетельствовали и зеленоватые то ли от природы, то ли от ниточек мха свалявшиеся космы, спускающиеся до самой земли. Чтобы расчесать их, понадобился бы не один день, а ещё проще было бы всё состричь наголо и отрастить снова. И уж совсем неуместным выглядел на голой груди серо-рыжий меховой воротник. Память о прежней роскоши?

— Прошу прощения, я немного задержалась, — начала разговор моя тюремщица, и хотя сутью фразы было извинение, в голосе женщины отчётливо сквозило презрение, будто её собеседник не заслуживал ни вежливого обращения, ни чего бы то ни было ещё.

Вопреки моим ожиданиям эльф остался по-прежнему неподвижен и молчалив, зато его воротник вдруг заворочался, переполз на плечи, приподнялся на задних лапах, передними опёрся о затылок длинноухого и философски заметил:

— Проси прощения у себя, сладенькая, ведь наши встречи нужны тебе намного больше, чем мне.

Потом воротник подумал и добавил:

— Мне-то с них проку и вовсе никакого, ни наесться, ни напиться...

Борг, по-прежнему крепко держащий рубашку и не сумевший справиться с удивлением, хрипло прошептал, задавая вопрос самому себе:

— Говорящий зверь?

— Почему только говорящий? Я ещё и пою немножко, — с наигранной обидой ответил воротник.

Слух у зверя тонкий, это точно, потому что великан выдохнул свои слова мне прямо в затылок и на расстоянии нескольких шагов его уже никто не должен был услышать. А научить разговаривать не так уж и трудно, особенно если прибегнуть к магии.

— Не время для песен.

— Ну, не будь такой строгой, сладенькая! Утренняя заря так прекрасна и так нежна... Прекраснее только ты. Прекраснее и слаще.