Далия Трускиновская - Аметистовый блин

Выразилось это прежде всего в том, что бывший инженер-энергетик очень похорошел собой. Когда он ходил бритый и в очках, институтские дамы и девы его в упор не видели. А когда отрастил длинные локоны, и усы, и бородку, когда сменил жуткие очки на контактные линзы, то оказалось, что у него прекрасные черные бархатные глаза и лик совершенно ангельский.

Сережа не раз бывал в гостях у отца Амвросия, не раз лакомился грибным супом в крошечной, заставленной старой мебелью комнатке священничьего дома возле зеленой деревянной церковки на окраине. Хозяин потчевал его всевозможными историями о чудесах, случившихся не в ранние века христианства, а буквально на днях. Если бы Сережа прочитал про мироточивую икону в газете, то, как всякий технарь, заподозрил бы микроскопические дырочки в углах глаз и резервуарчики с маслом по ту сторону образа. Но отец Амвросий возбужденно рассказывал ему, как сам, приехав к монахиням в пустынь, видел тот дивный образ и нюхал миро, рассказывал с подробностями, так что Сережа уверовал не столько в Бога, это ему и в голову не приходило, но в те конкретные чудеса, к которым имел отношение отец Амвросий.

Образовалось, стало быть, в голове слово «крест» – и сразу стало ясно, что идти следовало не к ведьме по объявлению, а к профессионалу по части мистических недоразумений.

На следующий же день Сережа отправился к отцу Амвросию.

Зеленая церковка Рождества Богородицы стояла на окраине, окруженная деревянными домишками, возможно, еще дореволюционной постройки. Жило в них немалое количество бабок, сразу и навеки полюбивших нового священника. Круглогодичный грибной суп объяснялся именно этой любовью.

Сережа вошел в церковный двор, как всегда, испытав некоторое смущение. Он и понимал, что надо бы в таком месте перекреститься на наддверный образ, и стеснялся, все еще считая себя праведным атеистом. Дом священника стоял за церковью, дверь, как всегда, была не заперта, и в нем обнаружились лишь две бабки в пестрых платочках, которые, сидя за обеденным столом, зачем-то прилежно переписывали церковный календарь.

– Добрый день, – сказал Сережа. – Я к отцу Амвросию.

– Батюшка отошел, – пропела та старушенция, что сидела как раз напротив дверей.

– Как это – отошел? – Сережа ошалел. Помирать отцу Амвросию было вроде бы рано.

– Сошел со двора, – объяснила вторая старушка.

– Далеко сошел? – подлаживаясь под их речь, спросил Сережа.

– А неподалеку он! – сообщила бабка. – Вы по делу? Требу отслужить?

– Что – треба?

Сереже показалось, что старушка перешла на украиньску мову.

– Ну, помер кто у вас? Отпеть, выходит, нужно? Панихидку отслужить? Я запишу и деньги приму.

– Нет!.. – поперхнувшись, выдавил Сережа. – Я не по делу!

И поразился тому, что его мужественная физиономия, физиономия киногероя, навеяла старушкам почему-то похоронные мысли.

– А зачем же?

– Повидать батюшку. Мы учились вместе… одноклассники…

Старушки переглянулись.

– Я провожу вас, – та, что предлагала панихиду, выбралась из-за стола. – Батюшка тут неподалечку. Вы мужчина основательный, ему поможете…

Сережа представил, как его вводят в мрачный и сырой склеп (змеи расползаются из-под ног, сова светит глазищами в дальнем углу и все тому подобное) и становят к боку свинцового гроба, который нужно тащить за узорную ручку, и тащить далеко…

Привели же его не в склеп, разумеется, а к распахнутым дверям большого соседского сарая.

– Батюшка, вы здесь? – позвала старушка.

– Здесь! – отозвался из глубины отец Амвросий.

– Ищут вас!

– Это я, батюшка! – подал голос Сережа. Покосился на заупокойную старушку и добавил: – Раб Божий Сергей!

– Серега! – отец Амвросий явно обрадовался. – Полезай сюда! Я ее, эту дуру, зацепил, а вытащить не могу!

Сережа поставил на землю спортивную сумку и шагнул в сарайный пыльный полумрак. Бабка осталась стеречь.

Отец Амвросий ковырялся в дальнем углу за какой-то дикой баррикадой из старой мебели, и невозможно было понять – как он туда проник? Сережа протиснулся между дощатой стеной и старым диваном. Теперь он оказался совсем близко к отцу Амвросию, но их разделяла пружинная сетка кровати.

– Вот же она, – тыча пальцем во мрак, заявил отец Амвросий. Его прекрасные кудри были в клочьях паутины.

– Кто – она?

– Купель! – возвышенно ответствовал батюшка и сразу же перешел на практический стиль: – Ты, Серега, просунь руку, я приподниму этот ящик, а ты постарайся его удержать. Тогда я ее дерну и вытащу!

Сережа опрометчиво сказал: «Ладно».

Он протянул руку и подвел ладонь под ящик, как было велено. Отец Амвросий вцепился в загадочную купель обеими руками и, упираясь, потащил ее. Очевидно, над купелью была какая-то сложная комбинация мебели с ящиками – сперва она сопротивлялась, а потом вдруг с грохотом развалилась, так что отец Амвросий ударился спиной о стену, а Сережа, чей увесистый ящик, лишившись подпорки с другой стороны, внезапно потяжелел раз этак в пять, одновременно попытался его удержать и навалился на кроватную сетку…

Все поползло, все поехало в сарае! Все загремело, все перекосилось, включая стены и крышу! Бабка снаружи заверещала не своим голосом.

Сережа выпустил ящик и воздел руки наподобие мраморного, или из чего он там, атланта. Воздел очень вовремя – под самым потолком сарая были полки из широких досок, и одна такая полка, уставленная трехлитровыми банками, сорвалась с гвоздей.

– Господи, спаси и сохрани! – откуда-то снизу донесся голос отца Амвросия. Впечатление было, будто он провалился в погреб.

– Сашка, ты жив?! – в изумлении утратив свою великолепную мужскую логику, завопил Сережа.

– Жив! – разумеется, отвечал батюшка. – Я купель вытащил!

– А ты – где?

– Я под диваном!

– Значит, теперь не только купель, но и тебя вытаскивать? – удерживая над головой полку с банками, спросил Сережа.

– Если тебе нетрудно… – с некоторым смущением позволил отец Амвросий.

Сережа накренил полку, чтобы банки сползли и по одной аккуратненько свалились на мебельный завал. Тут только выяснилось, как много их там было, и, к немалой Сережиной радости, – то, что все они стояли пустые. С большим трудом он выворотил кроватную раму и добрался до отца Амвросия.

Но тот вдруг отверг протянутую руку. Он отказался покидать сарай без купели.

Отец Амвросий был достаточно разумен, чтобы понять – в одиночку он ее никогда не вытащит, а во второй раз заманить Сережу в сарай ему не удастся.

Через полчаса, грязные, как болотные черти, но, в отличие от болотных чертей, увенчаные паутиной, все трое оказались снаружи – Сережа, отец Амвросий и купель.

– Это – она? – спросил потрясенный Сережа.