Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

Каролина при всем своем богатстве не имела собственных денег, но за время службы я скопил довольно, чтобы заплатить младшему священнику церкви Посольской палаты. За сорок таллов он тайно нас обвенчал, не зная о женихе и невесте ничего, кроме имен. В молодости я отрицал существование Создателя и Леворукого, но обряд давал мне право на Каролину, и я согласился его пройти. Тем не менее моей женой в полном смысле этого слова она не стала. Я ждал Каролину в условленном месте всю ночь, но она не пришла. Утром младшая сестра Каролины передала мне ее письмо – моя тайная жена заверяла меня в своих чувствах и извещала о том, что мы не можем видеться, так как прибыли ее родители. Она просила меня ничего не предпринимать и ждать известий. Я ждал, пока не увидел ее в свадебном наряде рядом с графом Ариго.

Была осень, шел холодный дождь, а я стоял у храма, где моя жена давала уже олларианскую клятву верности человеку, которого я еще не знал, но уже ненавидел. Не знаю, на какие безумства я бы отважился, но меня свалила мозговая горячка. Две недели я находился между жизнью и смертью, а когда поднялся с постели, то узнал, что молодые уехали в Гайярэ. Я едва не последовал за ними, меня удержала гордость, вернее, гордыня. Каролина даже не написала мне, что ж, я вырву ее из своего сердца. Для меня церковная клятва не значила ничего, я чувствовал себя связанным лишь страстью, которую надеялся побороть.

Прошло четыре года. Падение Алисы косвенным образом задело и меня – я потерял место и был вынужден поступить на службу в нохский архив. Это давало время для стихосложения, но лишало меня уже привычного мне блестящего общества и женского внимания. Мой доход также уменьшился, но это я перенес спокойней, чем потерю свободного входа во дворец. Я любил рассуждать о своем презрении к придворному блеску, более того, я верил в то, что говорил, но на самом деле был тщеславен. Мне нравилось видеть, как на глазах моих высокородных учениц вскипают слезы, вызванные стихами, среди которых были и мои. После измены Каролины я написал двадцать семь посланий «К изменнице». Их переписывали и клали на музыку. Я надеялся, что хотя бы некоторые достигнут Ариго.

Когда я узнал, что Каролина родила сына, я пришел в неистовство, по своему обыкновению выплеснув злобу в стихах. Я опустился до того, что узнал у знакомого лекаря о скрываемых женщинами интимных подробностях и описал разочарование и отвращение поэта, увидевшего изменившую ему возлюбленную, когда та носила ребенка. Леворукий, в существовании которого я больше не сомневаюсь, послал мне вдохновенье, и «Ода брюхатой Клариссе» обрела широкую известность. По ряду не украшающих меня причин я не поставил под ней своей подписи, чем незамедлительно попытались воспользоваться балующиеся пером бездарности, но Каролина узнала и себя, и меня.

Позднее она утверждала, что ею двигала любовь, мне кажется, что тогда это был страх. Страх разоблачения. Каролина решила откупиться от меня и, воспользовавшись тем, что граф Ариго отбыл в Торку, приехала в столицу. Мы встретились. Моя эсператистская жена предложила мне денег и должность в ее родной провинции. Я отказался, и Каролина предложила мне себя. Она уже не была девственницей, ее супруг отсутствовал, к тому же она была с ним несчастлива.

Мы обезумели, но не как люди, а как двое изголодавшихся животных. Через неделю моя жена должна была возвращаться в Гайярэ, в наш прощальный вечер я сам заговорил о должности в Ариго. Каролина обещала и на этот раз сдержала данное слово. Получив приглашение, я сразу же подал в отставку. Меня не удерживали: я не был особо любим собратьями по службе, а желающих занять мое место имелось в избытке. Я переехал в графство Ариго и спустя год стал отцом.

Я был счастлив и горд рождением сына, пока муж Каролины не потребовал, чтобы ребенка назвали Ги, а не Иорам, как хотелось мне. Я еще больше возненавидел человека, который, как мне казалось, украл мою жену, ведь я женился на Каролине первым. Она полностью разделяла мои чувства, но что-то менять было поздно, к тому же нам достало корысти понять, что сын графа в этой жизни добьется большего, чем сын поэта. Второй наш сын все же стал Иорамом, затем родилась дочь Катарина-Леони. Когда малолетнему Жермону Ариго потребовался наставник, Каролина устроила так, что граф Ариго пригласил меня, и я, отринув последнюю гордость, стал домашним ментором. Мы были бы счастливы, если бы не приезды генерала Ариго и не взаимная неприязнь, вспыхнувшая между мной и сыном Каролины от графа.

Я и моя жена (а я всегда считал Каролину своей женой) мечтали о том, чтобы граф Ариго погиб, но он всякий раз возвращался и поднимался в супружескую спальню, а я в своей комнате страдал от унижения и бессильной ненависти. Каролина молила Создателя избавить нас от графа, потом она прибегла к волшбе и попыталась наслать на Ариго порчу. Я не верил ни в милость Создателя, ни в деревенские заговоры, но вскоре граф едва не погиб. Он выжил чудом, но был вынужден выйти в отставку и вернуться в свои владения, окончательно разрушив наше счастье.

Его сын к тому времени уже покинул отчий дом и служил в гвардии. На мой взгляд, он вырос ограниченным, грубым и ординарным молодым человеком, не ценившим то прекрасное, что было создано человеческим гением, и помышлявшим лишь о военных развлечениях. Неопрятный, прожорливый и навязчивый, он был истинным сыном своего отца. Сперва мы с Каролиной произносили эти слова с горечью, позже – со страхом.

Возвращение графа Ариго превратило нашу жизнь в пытку. И раньше невоздержанный и грубый, граф, лишившись любезных его сердцу военных утех, перестал отпускать от себя жену. По ночам его часто мучили боли, и он требовал, чтобы Каролина оставалась с ним в одной спальне. Попытки объяснить графу, что его состояние требует воздержания, ни к чему не привели. В отчаянии Каролина вызвала свою сестру Маргариту, так и не вышедшую замуж. Мы надеялись, что граф обратит внимание на свояченицу, но тот гостью сразу же невзлюбил. Граф Ариго по-своему неплохо относился к Ги, но я даже сейчас не могу назвать его влияние благотворным. Иорама граф не любил, громогласно называя своей неудачей, а дочь не замечал. Все свои чаяния и надежды Ариго сосредоточил на старшем сыне, которого, по его собственным словам, желал «видеть не паркетным шаркуном, а торским офицером».

Мы с женой соглашались с тем, что Жермону отъезд в Торку пойдет на пользу, но граф Ариго хотел подобной судьбы всем сыновьям Каролины. Врачи строжайшим образом запретили ему путешествовать, как верхом, так и в карете, и граф решил вызвать наследника к себе и устроить ему экзамен. Затем графу Ариго пришла в голову мысль совместить встречу со старшим сыном и празднование шестнадцатилетия Ги. Жермона он намеревался перевести в действующую армию, а Ги определить в оруженосцы к кому-то из высокопоставленных военных. Последняя мысль настолько завладела графом, что он не мог ни о чем другом говорить. Я и Каролина с ужасом ждали этого дня, не в силах помешать распоряжавшемуся судьбой нашего сына упрямцу.