Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

– В чем дело? – Глаза у Сэц-Алана опухли, русые волосы стояли дыбом. Вот кто точно не хотел, чтобы его будили.

– Капитан Давенпорт со срочным донесением.

– Который час?

– Полчетвертого.

Он проспал два с лишним часа, вполне достаточно. Маршал поднялся с походной койки и хлебнул успевшей выстыть – ночь в горах есть ночь в горах – воды. На душе было муторно, как часто случается после дурных снов, но настроения – это для дам и младших офицеров.

– Пусть заходит. – Похоже, капитан ходил в разведку. Вряд ли один, значит, «фульгаты» либо нашли не нанесенную на карту тропу, либо не нашли нанесенную, а вернее всего, нарвались на очередного «медведя».

– Мой маршал, разрешите доложить.

– Докладывайте. – Капитан при виде командующего радости не испытывал, предпочитая Реддинга, но Реддинг оставлять Давенпорта у себя не захотел. У капитана не оказалось «чутья» не только на начальство, но и на гаунау. Что ж, значит, отправится к Хейлу на первую же вакансию. Ждать вряд ли придется долго.

– Вы, кажется, собирались докладывать?

Чарльз стоял перед разбуженным по его настоянию маршалом и злился сразу на Савиньяка, бергерского генерала с его суевериями и себя. Это надо додуматься: вломиться среди ночи к командующему, потому что тебе приснился даже не кошмар, а полная чушь. Именно чушь, сейчас это очевидно.

– Прошу меня простить, – врать не хотелось, тем более этой проснувшейся змее, – я превысил свои полномочия и готов понести наказание. Прошу отправить меня в любую часть и в любом чине и должности. Хоть капралом.

– Из вас никогда не получится капрала. Хороший капрал любит одновременно службу, начальство и подчиненных. Вы всем этим тяготитесь. Как именно и в связи с чем вы превысили свои полномочия?

Значит, даже не капрал, ну хорошо же!

– Мой маршал, я увидел необычный сон и в связи с полученными ранее распоряжениями счел необходимым доложить…

– Докладывайте. Подробно.

Если бы под ногами капитана Давенпорта разверзся, словно в надорском кошмаре, пол, он бы обрадовался, но земля оставалась землей – надежной и утоптанной, а маршал Савиньяк оставался маршалом Савиньяком.

– Мне приснилось отступление от Гемутлих. Все было так, как на самом деле, а потом мне навстречу вышла лошадь… Высокий короткохвостый жеребец неопределенной масти. Мы с Бэзилом… с полковником Хейлом подобрали его по дороге в Надор. Потом Левфож опознал в нем одну из лошадей Окделлов. Мы об этом докладывали.

– Я помню. Продолжайте.

Страхи, когда их выдергивают из темноты, оборачиваются глупостями. Кошмарам в этой заваленной картами палатке места просто нет.

– Это, собственно, все. Только оно повторялось. Мы отступаем, я остаюсь один, мне навстречу выходит кляча, я пытаюсь остановить свою лошадь и не могу. Я ничего не могу, как в том самом сне… Мой конь проходит сквозь надорского, как сквозь туман, я просыпаюсь от собственного крика, но на самом деле не кричу. Просыпаюсь с желанием остановить коня, Бэзила, всех… Потом снова засыпаю, и снова отступление, дорога и кляча, но мы уже в другом месте. Я узнаю скалы, ручьи, деревья, то есть так было до последнего раза… Последней я видел тропу, которой мы еще не шли.

– Возьмите карту и отыщите эту тропу, если таковая есть. Сэц-Алан!

– Мой маршал.

– Айхенвальда ко мне. И Реддинга.

В целом капитуляция Марселю нравилась, несмотря на ранний час. Бордоны так старались… За ночь на полпути к городу вырос навес от солнца, куда притащили столы, стулья и даже ковры. К оговоренному часу все было готово, о чем и доложил хмурый, но очень вежливый мужчина с бляхой на груди. На бляхе был выбит дельфин, Валме вспомнил Котика и решил заказать для него такую же, но с силуэтом Эвро. Не подозревающий о планах виконта бляхоносец испросил подтверждения времени начала переговоров и удалился. Виконт, исполняя особое, хоть и не порученное ему поручение, лично проводил бордона до садовых ворот и вернулся на террасу. Он был собой недоволен: письмо Франческе все еще существовало лишь в воображении. С посланием Елене было проще: Марсель честно описал взятие равелина и свои похождения, включая пение, от коего маэстро Гроссфихтенбаума хватил бы удар, а потом, увлекшись, изобразил рондель о любви. Стихи сплошь состояли из зарифмованных вздохов будущей супруги фельпского наследника. Два разбитых сердца в одном палаццо – это будет очень мило, то есть, простите, очень печально…

– Виконт! – Адмирал Джильди явился при полном параде, и на нем тоже была бляха! С птице-рыбо-еще-не-Юлией. Марсель торопливо вскочил. Герцог запротестовал, но совершенно неискренне. Ему нравилось если не править, то царствовать. Валме сказал какую-то глупость про победу, и тут союзники и соратники пошли косяком. Ургот в коричневой мантии, алаты в алых с золотом доломанах, Заль в шляпе, Герард с видом то ли новобрачного, то ли только что научившегося подавать лапу пса… Рокэ с Савиньяком явились последними. Вместе они выглядели еще шикарней, чем по отдельности, причем на челе Эмиля отчетливо проступали следы той самой думы, что некогда омрачила гривастое окно грез урготской ласточки. Марсель, вспомнив посольское прошлое, изящно поклонился и пристроился к Алве. Тот не заметил, следовательно, одобрил.

– Мой маршал! – Герард в своем мундирчике был ужасно мил. – Бордоны вышли из ворот пять минут назад.

– Идемте, господа. – Рокэ поискал глазами Джильди. – Герцог, поскольку его величество Фома отсутствует, процессию следует возглавить нам с вами.

– Но…

– Вы – пострадавшая сторона, – напомнил Алва. – И к тому же никто из нас не получит большего удовольствия. Для нас это политика, для вас – возврат долга со всеми процентами.

– Благодарю! – Нет, лицемерие все же не адмиральская наука!

Савиньяк пошел рядом с графом Марту, изящно заговорив о погоде. Марсель подмигнул Герарду и поправил воротник. Волосы он решил не распускать. Будь они в какой-нибудь столице, это могло бы стать модным, но на войне моду не сделаешь.

Золотистый навес приближался. Бордоны уже торчали на ковре. Четверо дожей в складчатых одеяниях разных цветов – от почти белого до почти черного. Выглядело это недурно, уж всяко лучше рукавастого гимнетского безобразия. Вместе с дожами явилось с полдюжины адмиралов и генералов и стайка бордонских дев – для красоты. Валме не успел должным образом оценить облаченную в целомудренное белое платье Софию, как из-за дожеских спин с восторженным поскуливанием выкатилось нечто в венке из розовых роз и принялось рассыпать цветочные лепестки, норовя подобраться поближе к Алве. Марсель узнал Клелию.