Наталья Медянская - Ночь упавшей звезды

-- Ты, Тумулли, держи язык за зубами, ясно? Пока не понятно ничего, незачем мальца пугать.

-- Ну, хорошо, а дальше? -- Одрин нетерпеливо подался вперед.

-- А все, -- коротко вздохнул Звингард.

-- То есть, ты хочешь сказать, -- начал постепенно заводиться Мадре, -- что битых полчаса пялился в это письмо, чтобы зачитать нам одну фразу?

-- Ну... -- невозмутимо протянул лекарь и разгладил на коленях мантию, -- тут вообще немногословно... Видимо, чернил не хватило.

Тему, глянув на потемневшее мевреттское лицо, почувствовала, что назревает гроза, и сочла за благо унестись на помощь Любу, брякнув напоследок дверью лазарета.

Одрин вздрогнул и с большим трудом задавил в себе страстное желание шарахнуть рыжего лекаря молнией. Он собрался, было, уже начинать отчаянно льстить Звигарду, дабы сподвигнуть того к новым подвигам перевода, как вдруг...

-- Таля, ты где? -- донесся из-за ближайшей ширмы слабый голос.

Одрин сорвался с места и, покачнувшись, устремился на звук.

***

Откуда-то потянуло сквозняком. Внезапный порыв живительного, свежего лесного воздуха, чуть отдающего запахом гари. Что, ордальоны забыли дверь запереть? Или это опять идет кто-то по нашу с Талькой душу? Я попыталась сесть, загораживаясь ладонью от невесть откуда взявшегося, и ощутимого даже через сомкнутые ресницы, солнечного света. Но сосной не пахнет в тюремных подвалах!

-- Холодно... Жаль, что твой плащ потерялся, Таль...

Что-то грохнуло, зашуршало совсем рядом. Я собралась, было, разлепить сонные глаза, как вдруг почувствовала, как меня тормошат и прижимают к себе сильные руки.

Ты? Неужели это снова ты?!

В испуге я зажмурилась еще крепче. Иначе все кончится, иначе все будет, как в прошлый раз... Я обняла Одрина, уткнулась ему в шею, вдыхая родной запах, попыталась сказать, как я его люблю, но слова упрямо застревали в горле.

-- Ты вся дрожишь, -- услышала я его взволнованный голос. -- Звингард, дай сюда вон тот плед, быстро!

Заскрипело, недоуменный бас лекаря пробурчал что-то нечленораздельное, и вскоре мне на плечи опустилась теплая и мягкая ткань.

-- Что там упало? -- наконец-то смогла произнести я, вслепую пытаясь найти ладонь Мадре, истово надеясь, что пока я держусь за нее, сон мой будет продолжаться. -- Звингард, а вы мне тоже снитесь? Вы живой?

В ответ донеслось покашливание, недоверчивое хмыканье и лекарь загудел:

-- Деточка, ну я, конечно, стар, но еще жив. Определенно... А это еще что?

-- Не видишь? Кот, -- Одрин крепко сжал мою ладонь, другой рукой поправляя плед у меня на плече. -- Скорее всего, Тему его в замок притащила.

-- Здоров уж больно, телок... -- мрачно буркнул Звингард. -- Теперь я понимаю, кто у меня в оранжерее всю грядку с валерианой разворотил. Уж я этой Туилли уши-то вместе с ее питомцем пообрываю...

Через дыру на порванной штанине я почувствовала, как мокрый и холодный кошачий нос мимолетно ткнулся мне в ногу, а потом рядом раздалось громовое мурлыканье.

Я счастливо засмеялась и положила голову Одрину на плечо, попутно ловя непослушный соскальзывающий плед.

-- Как вас много... мне снится... Расскажу Тальке, что замерзла, а теперь тепло...

-- Передайте ей, чтоб не забывала колено мазать, -- донесся до меня невозмутимый голос Звингарда.

-- Ага... передам... а чем? -- я купалась в блаженном состоянии тепла и покоя, ощущая, как Мадре легко касается губами моих волос и прижимает меня к себе все крепче.

-- У нее с собой мазь целебная должна быть, -- задумчиво сообщил лекарь, -- хотя, зная эту безголовую девицу, спешу предположить, что лекарство она уже потеряла.

-- Звингард, -- голос Мадре зазвучал подозрительно ласково, -- а вам не кажется, что беспокоиться о больном колене, сидя в Сатверской тюрьме и рискуя с минуты на минуту потерять голову, несколько глупо?

Дедка крякнул, фыркнул и обиженно загудел себе под нос:

-- Ну, конечно... куда уж я со своим-то опытом лезу. Ты-то у нас, чай, мевретт, существо всезнающее. Вот и в лекарском деле, небось, получше некоторых старых дурней шаришься...

-- Слушай, ну, не стони, -- с досадой сказал элвилин, -- сам ведь прекрасно понимаешь, что я прав. Молчишь? Ну, вот видишь...

На мои колени вступили мягкие кошачьи лапы, и их обладатель, к слову, весьма тяжелый, начал умащиваться, мазнув мимоходом пушистым хвостом по моему подбородку. Протянув руку, я наощупь почесала кота за ухом.

Одрин легко встряхнул меня за плечи:

-- Триллве, милая, мы тебе не снимся. Ты взаправду сейчас в Твиллеге, я сам не понимаю, как это может быть, -- голос его дрогнул. -- Девочка, подумай, у тебя это как-то получается!

-- Не снитесь? -- я до боли наморщила лоб. -- Но Талька сказала... в камере нет портала. Она сказала, что тот, который ее в тюрьму выкинул, был неисправен, обратно через него пройти нельзя... Она искала, а я сплю... потому что хочу быть с тобой, Одрин... мне плохо без тебя... словно нить натягивается, натягивается, и вот здесь... болит, -- я, высвободив руку, прикоснулась ко лбу между бровями.

Мадре, отведя мою ладонь, поцеловал меня в лоб.

-- Ты что-то умеешь, Аррайда... -- потрясенно сказал он. -- Что-то такое, чего даже я, столько лет проживший на свете, не встречал... На каком языке ты написала мне письмо сегодня? И почему... кровью?

Я почувствовала, как плед снова сползает, и поняла, что мевретт решил лично удостовериться, есть ли на моем теле смертельные раны и в каком количестве.

-- На каком языке? -- мой сон понемногу переставал напоминать наваждение. Он был таким реальным, что я начинала верить тому, что втолковывал мне Одрин. -- На том, что и говорю... на языке Давних, наверное... хотя, вы вот элвилин, а тоже меня понимаете.

-- Это единый язык, Триллве, сейчас его часто используют и те, и другие, -- руки Мадре замерли, и он коротко выдохнул. -- Звезды, во что превратилась твоя одежда? К лешему эти окровавленные тряпки! -- я почувствовала, как жених осторожно освобождает меня от рубашки, а потом на мои плечи лег гладкий прохладный шелк. -- Оденешь пока мою...

Мевретт помог мне просунуть руки в рукава и повысил голос:

-- Так, Звингард! Давай, подымай свой зад со скамейки и тащи сюда бинты и заживляющую мазь.

Лекарь густо и протяжно вздохнул, потом, кажется, скрипнула скамья под его грузным телом. Дедка завозился, снова чем-то заскрипел, кряхтя и охая, загремел склянками.

-- На вот, держи, -- раздался надо мной его сочный бас, и мевретт на минуту отпустил меня.

Кот недовольно мявкнул и, сойдя с моих коленей, потерся головой об руку.

-- Звингард! -- сердито проворчала я. -- Вы его раной займитесь, Одрина. А я ничего... и согрелась...

-- Это он всегда успеет, -- мевретт ощупал мою голову. И, конечно, сразу попал рукой на шишку. Я вздрогнула и обреченно вздохнула. К полученным в Твиллеге прибавилась еще парочка от рук усердных ордальонов. Видимо, это тоже стало традицией, как и отсутствие кружек. Я стиснула зубы: