Святослав Аладырев - Извек

Но тот, что упал, так же быстро вскочил. Свист летящего топора оборвался гулким звоном, едва не порвавшим ушные перепонки Кощея. Из под чьей—то ноги с хрустом выломались камни, но дробный хруст тут же оборвался — россыпь ушла к скальным клыкам на дне ущелья. Несколько мучительных мгновений тишины и… бой продолжился с прежней силой. Внезапно звон прервал смачный шлепок, будто в стену хаты влепили крупный сырой снежок. Другое тело проехалось по земле, вслед загремело выпавшее топорище.

Верхняя губа Кощея брезгливо поползла вверх, лицо перекосила досадная гримаса. Нужды слушать больше не было. Уже и так знал, что поединок закончился. Сейчас быстро шаркнут подошвы сапог Сотника, коротко вжикнет лезвие Кладенца и дело завершит влажный хряп раскалываемого как орех черепа Бутяна… Бессмертный безнадёжно покачал головой, стряхивая наваждение дальнего слуха.

— Ну людишки, — простонал он, поднимаясь с причудливого каменного трона—языка.

Жилистая длань устало потянулась ко лбу, пальцы собрали кожу на висках в складки.

— Жалкие смертные! Всё играют в старые бирюльки! Поединок… Честь… благородство… великодушие… Придурки! Пыль на сапогах времени! Бестолковые созданья, не замечающие горных хребтов поперёк дороги, но спотыкающиеся на самом ровном месте! Пшено наивного Рода! Срань земли!..

Бессмертный зло вздохнул и тяжело направился к столу. Наполнил алмазный кубок, медленно осушил до дна и, как огрызок, швырнул через плечо. Под потолком зала прозвенели колокольчики долгого звонкого эха.

— Почему же в других землях, в самых поганых племенах, любой шакал знает, что честность — хорошее качество, когда все вокруг честные, а ты нет. Благородство — великая штука, когда среди благородных сам — подонок. И гордость хороша когда прочие у тебя под пятой!

У нас же нет! Каждый лапотник едва морду от навоза ототрёт, так туда же… Душа нараспашку, честь — всерьёз, гордость — до кровавых соплей, благородство — хоть башку откручивай! Отступить — никогда!

Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах смёл со стола чаши и кувшины.

— Ну ничего, скоро новая вера посшибёт всю спесь. От раба божьего до простого раба шажок меньше пичужьего. Коли перед богом спину согнул, то и на колени встать недолго. А вот стоять на коленях придётся долго… Ох как долго…

И рассвет с закатом дюже похожи,

да за каждым слишком разное следует…

…Бутян проводил взглядом кувыркающийся в воздухе топор. Рука, не подводившая доселе ни разу, встретившись с тяжёлым лезвием меча, почему—то подвела. Если бы не наруч с кованными пластинами, переломилась бы как прутик, несмотря на то, что меч пришёлся плашмя. Был ли это расчёт или ошибка русоволосого дружинника, рассуждать некогда. Молниеносно оценив ситуацию, Бутян собрался и метнул тело вперёд. Быстрота, сноровка и тренированное тело не раз спасали его раньше. Пока противник радовался, увидав в руках у Бутяна сломавшийся меч или обрубок топорища, атаман живым вихрем врезался в грудь противника, и в мгновение ока ломал могучими ручищами неприкрытую доспехом гортань.

Однако, на этот раз боги не были благосклонны к лихому батьке. Кулак Извека встретил его на полпути и, изменив направление броска, откинул Бутяна в сторону. Громыхнув спиной о камни моста, атаман привычно перекатился через голову и… ощутил, что твердь под ним кончилась. Носки сапог скребнули по отвесным валунам, руки судорожно растопырились в поисках опоры, а тело уже начало движение вниз. Перед мысленным взором Бутяна пронеслись пики камней, поджидающие на дне ущелья. Под ложечкой всё сжалось в ожидании последнего полёта, в конце которого смерть. Однако Ящер в этот раз чем—то отвлёкся, а Перун видимо не спешил получить в свою дружину воина с лошадиным лицом. В последний момент руки Бутяна встретили опору, в виде нижней глыбы моста, и атаман повис над пропастью, как вяленый жерех над подоконником. Вверх, по источенным ветрами камням, тянулись белые полосы птичьего помёта. Чуть сбоку чернели прутья брошенного гнезда, а сверху появилась голова удачливого противника. Синие как небо глаза округлились, но тут же прищурились, встретившись с яростным взглядом Бутяна.

— Да, — протянул Сотник. — Видать Несреча тебе нынче. Хотя, нет! Всё—таки Среча, [64] Среча — дух (божество) способствующее удаче. потому как камни внизу ещё чистые.

— Проваливай! — прохрипел Бутян. — Дальше не твоё дело.

— Упрямый? — вздохнул Извек. — Ну, как знаешь, хотя, понимаю, сам такой: лучше смерть, чем милость. А жаль…

Голова исчезла. Щёлкнул брошенный в ножны меч, затихли быстрые шаги. Скоро от дальней стороны моста донёсся утихающий перестук копыт и наступила тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием ветра в скалах. Руки начинали неметь, особенно правая, отсушенная ударом. Бутян понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями — лишь вопрос недолгого времени. Пора выбираться. Он постарался покрепче утвердить не пострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая кровоток. Когда начал ощущать содранные в кровь пальцы, вернул руку на место, уцепился покрепче и повис, приводя в порядок левую. Глаза тем временем спешно ощупывали камень в поисках удобных зацепов. Как назло, в досягаемости обнаружилось лишь несколько глубоких вертикальных щелей, в которые пролезала вся рука целиком, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении.

Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и заклинил его, покрепче сжав кулак. Перевёл дыхание, зашарил над головой свободной рукой. Тщетно. Голый камень лишь изредка выступал чешуйками не толще пальца, которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина.

Надежда на спасение уже сделала первые шаги прочь, но помедлила и в сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз ледяной змей страха и досады. Мечты, что лелеял в последние годы, растворялись зыбким туманом. Видно не дожить ему ни до старости, ни до внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся камнями дно ущелья, терпеливо поджидающее добычу в голубой дымке. Среди гранитных клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали белые, отполированные дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться, когда руки ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли оттолкнуться и самому сделать рывок в объятия смерти.

Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донёсшийся вслед за этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх. Косой недоумённо хлопал глазами и опускал спасительный ремень.