Святослав Аладырев - Извек

Поднимались дольше, чем спускались. Дрозд поначалу несколько раз срывался и, с кучами песка, сползал к подножью. Бутян же уверенно карабкался, то цепляясь за сухие кусты, то втыкая ятаган в осыпающийся склон. Выбравшись наверх, сбросил клинок подручному и, лёжа на животе, ухмылялся, наблюдая за подъёмом. Наконец, подцепил за шиворот подползающего Дрозда и втащив на травку, хлопнул по плечу.

— Я уж подумал, ты там жить останешься. Правильно, что не остался, окромя песка, там жрать нечего, и пить тоже. Ладно, пойдём, пока не передумал.

Косоглазый пропустил шутку мимо ушей, с тоской оглянулся на оставшихся по ту сторону лошадей и двинулся за атаманом.

До позднего вечера топали по равнине, голой и неровной, как темя ящера. Уже в темноте растянулись на разогретой за день земле и провалились в глубокий сон. Разбудила предрассветная прохлада, но быстрый шаг скоро вернул телу тепло. К полудню начали почёсываться от засыпавшегося за шиворот песка. Солнце, взгромоздившись на вершину небесного насеста, клевало в маковки нестерпимым полуденным зноем. Давно хотелось пить. Оба щурились, облизывая сохнущие губы, не подозревали, что жажда иссушит горло так скоро. Глаза постоянно утыкались в голый окоём, из—за которого лениво выползала голубоватая полоска леса. Сапоги отмеряли сажени и покрывались толстым налётом пыли. Время от времени, она отваливалась серыми ошмётками и освобождая место для новых слоёв.

— Плюнуть бы на все дела, да куда — нибудь к девкам. — мечтательно вздохнул Дрозд.

— На все дела? — переспросил Бутян. — На дела можно, лишь бы не в колодец и не против ветра.

— А где ты тут колодец видел.? косоглазый вытаращился ошпаренным раком и завертелся по сторонам. Убедившись, что колодца не видно, вновь обернулся к атаману: — А против ветра почему?

— Обидится. — рассеянно отозвался атаман, вглядываясь в далёкую полоску леса. — Против ветра, с плевками не попрёшь. А ежели попрёшь, так сам же с оплёванной рожей и останешься.

Дальше шли молча. Взгляд Бутяна вычленял из массы леса пятна сочной зелени и особенно густые кроны, под которыми мог притаиться родник или ручей. Дрозд топал следом, озирался по сторонам, слюнявил палец, выставлял над головой и разочарованно шёл дальше.

Когда сплошная кайма леса раздробилась на отдельные деревья, под ноги начали попадаться клочки заморенной травы. Скоро над землёй затопорщился робкий кустарничек, повеяло влагой, а подошвы тихо зашуршали по мягкому изумрудному ковру. Налетевший порыв ветра колыхнул волосы и бросил в лицо свежие ароматы леса. Бутян с удовольствием втягивал носом знакомый лесной дух. Странный звук за спиной заставил оглянуться.

Подручный торопливо утирал рукавом забрызганную морду.

— Действительно не попрёшь. — тоскливо скривился Дрозд.

— А ты сомневался? Эт тоже самое, что топор вверх кидать. Как сильно ни забросишь, всё время возвращается и башку продырявить норовит. Только лучше не пробуй, просто так поверь. — хохотнул Бутян, снова заметив в косых глазах глубокую задумчивость.

Оказавшись в тени деревьев, вздохнули с облегчением, побрели, жадно вынюхивая влагу. Скоро заметили клочок буйной зелени. Ускорив шаг, почти подбежали к маленькой лужице, на дне которой трепыхался фонтанчик песчинок. Боясь замутить неглубокий источник, осторожно опустились на траву и припали пересохшими губами к ледяной воде. Несколько раз прерывались, чтобы перевести дух и снова пили, пока в раздутых животах не забулькало как в степняцких бурдюках. Распустив пояса, продолжили путь. Подобревший Бутян бодро вышагивал между деревьев, уверенно выбирая направление. Дрозд же тащился следом, с такой кислой физиономией, что Бутян вскоре сморщился, будто грызанул дикое яблоко.

— Что случилось со славным и могучим Дроздом? — воскликнул он, останавливаясь. — Неужто, пока я отвернулся, волчью ягоду успел сгрызть? Или тебя с голоду так перекосило?

Подручный поднял на атамана два озера тоски. Не зная что ответить, отрицательно потряс головой. Видя ожидание батьки, вновь потупил косые глаза и негромко, но твёрдо произнёс:

— Зря мы всё — таки коней бросили. Когда ещё таких добудем…

— А я уж испугался, — протянул Бутян. — Думал, тебя какая—то немочь пухотная прохватила.

Однако улыбка быстро сошла с тонких губ и атаман, задумчиво, прислонился к дереву.

— Думаешь мне не жалко?

Дрозд пожал плечами.

— А знаешь, — вдруг оживился Бутян. — Зря я тебя за собой потащил. Надо было назад отослать. Остальных успокоить, приглядеть за ними до моего возвращения. А теперь уж и не знаю, не поздно ли? Назад одному ещё день тащиться. А там опять в горы, да по горам…

— А отпустишь? — в глазах подручного блеснула робкая надежда. — Я б бегом враз добрался. Ночью бы шёл, только бы коняжки далеко не убрели.

— Так я и не держу! — расхохотался атаман. — Ломись, коли силы в себе чуешь. Думаю, толк в этом будет. Передай хлопцам, чтобы носы держали по ветру, батька жив, здоров. А пока залижите раны и выдвигайтесь к Чёрной Горке. Я там обожду.

Оживший Дрозд рванулся назад, но через несколько шагов остановился, едва не упав, и растерянно оглянулся. Хохочущий атаман бросил ему ятаган. Видя удивлённо вытягивающееся лицо, поспешно замахал рукой

— Беги, я себе дубинушку отыщу, а прощаться не будем.

Рука подручного ловко пихнула оружие за пояс, и он скрылся в зарослях, треща кустами как стадо гонных лосей.

Хороший враг лучше чем хреновый друг.

Не особо торопя Ворона, Сотник внимательно следил за направлением. По его расчетам, ехал пока правильно. Ещё раз вспомнил добрым словом Селидора. Сколько же бился Синий Волк, пока не научил правильно высчитывать направления и длину переходов. Многие дни и ночи прошли в нудных упражнениях пока суровый наставник не удовлетворился умением ученика возвращаться к началу пути. Всякий раз память сама отмечала точку отправления и в сознании начинала рисоваться пройденная дорога. Нынешний же путь почти свернулся в кривую петлю и скоро она должна была замкнуться неподалёку от тех мест, где Кощей дал ему поручение.

Тропа пошла вверх, выбираясь из болотистых низин, кишащих комарами. Извеку казалось, что остервенелые звенящие твари выжили из этих мест всю живность от леших до мышей. Лягушки же напротив водились в изобилии, были довольные и откормленные, как полугодовалые поросята. Сотник лишь жалел, что кроме золы нечем приправить нежное белое мясо.

Потирая распухшее от укусов лицо, Извек заметил, что комаров стало меньше. После полудня лес посветлел и сменил мрачные чащобы на светлый сухой подлесок. Сквозь зелёный полог стали пробиваться струнки солнечных лучей. Чем дальше, тем чаще они собирались в густые пучки и пронизывали листву брызгами чистого света. Скоро тропа выбежала на пригорок и последние комары, утомившись долгой погоней, наконец отстали. Впереди, в кронах деревьев, светились большие бело—голубые прорехи. Лес кончался. Близился и конец пути, когда предстояло сдать хозяину дорожные чудеса и, в свою очередь, получить обещанное. Сотник тронул каблуками бока Ворона, но тот, к удивлению седока, пошёл ещё медленней и через несколько шагов вообще остановился в десяти саженях от опушки. Глаз сверкнул белком, уши настороженно замерли. Извек вгляделся в расстилавшуюся за деревьями равнину, пустую словно стол перед открытием корчмы. У самого окоёма из туманной дымки вырастали три знакомые горы.