А. Котенко - Отдел странных явлений: Лесоморский детектив

Лагерная столовая мне напоминала помещение для слуг: огромный зал, где рядами стояли не самые новые столы и скамьи. Только когда на стенах в моем дворце в таких помещениях изображали бытовые сцены, в столовой 'Березки' художник решил нарисовать всяческих чудовищ. Красный человечек с черными глазками, кривым рогом на макушке и белым квадратом на пузе держал за лапу желтое животное с заостренными ушами и зигзагообразным хвостом. Далее очередь неведомых созданий продолжало нечто в ярких трусах, похожее на мышь, а в соседе этого персонажа я с радостью узнал серого зайца, правда, с подозрительно большими зубами-лопатами. По нарисованному небу летел некий шар с корзиной, откуда высовывалась… черногривая Хатор в полосатом одеянии. Хоть один знакомый образ. Прямо над шаром с богиней висел большой плакат, написанный зеленой краской: 'Хлеба к обеду ты в меру бери! Хлеб — драгоценность, ты им не сори'. Подобный папирус украшал и стену над окошком слуги-посудомойки.

Повара, одетые в одинаковые белые халаты и шапки, развозили традиционный завтрак — манную кашу и противный кофейный напиток, вовсе не напоминающий вкусом свое название.

Иван Дураков лениво поковырялся в покрывшейся коркой каше, из которой выпирали три противных комочка. Один их вид вызывал не самые приятные чувства. С сожалением парень подумал, что деревня от лагеря далеко, и придется голодать теперь до обеда. Ипполит Кощеенко ходил между столами и расхваливал детям и подросткам вкус приготовленного заботливыми поварами продукта.

Младшие отряды его слушались и усердно глотали эту несъедобную пищу, а старшие делали вид, будто поедают кашу. Когда же Кощеенко отходил подальше, выбрасывали содержимое ложек кто в окно, кто под стол. А некоторые, вообще, размазывали кашу по нижней стороне крышки стола.

Хотя, признаться честно, у противной каши был особенный вкус, отдаленно напоминающий горячо любимый мной в детстве хлеб с медом. Третий отряд уже пообещал, что молиться на меня будет, так как я уничтожал уже пятую порцию противного снадобья, а детишкам подставлял опустошенные тарелки. Фокусов этих Кощеенко не видел, поэтому он то и дело хвалил то одного, то другого школьника из нашего отряда.

— Как ты можешь есть эту отраву? — не унимался Иван.

— Ты что, — удивлялся я, — это же вкуснейшая манна.

— Небесная, — хихикнул в кулак программист, но я не понял его шутки.

А во время завтрака Ипполит Кощеенко опять устроил очередное общее мероприятие. У него, что, единственное развлечение в жизни — выступать на публику? Жаль, что он младше моего отца на три с половиной тысячи лет, а то б подружились.

— Знаешь, Юля, — заговорщически посмотрела на меня Милли, — а ты все суперблюда будешь есть вместо нас?

— Смотря что, — пожала плечами девушка.

— Желудок вожатой, — встрял в разговор Иван, — чуть меньше наперстка, поэтому скормленные ей третьим отрядом тридцать тарелок манки находятся там под давлением в сто тысяч атмосфер.

Мальчишки, сидевшие рядом с Дураковым рассмеялись над его шуткой, а вот я практически ничего не понял, зато внимательно слушал лепет девочки по имени Милли:

— Ну, — она ясными зелеными глазками смотрела в потолок, — супчик с человеческим пальчиком или пирожки с ногтями, можно еще волосы в супе отлавливать. А иногда в печенье красителя много накладут, и оно становится красным-красным, как в одном страшном анекдоте, а еще…

Чем дальше она рассказывала, тем у меня возникало все более стойкое желание подышать свежим воздухом и выплюнуть в сортире съеденные пять порций комковатой манны.

— Хватит, не надо, иначе мне придется вернуть вам весь завтрак, — скорчив кислую гримасу, я прекратил россказни девочки.

Пока Милли с превеликим удовольствием портила мне аппетит, Кощеенко объявил, что завтра будет 'Музыкальный день', и каждый отряд на вечернем концерте должен исполнить песню собственного сочинения. После обеда всем выделили по часу для репетиции в актовом зале, где имелось пианино, разломанная балалайка и проигрыватель компактных дисков. И, представить только, ни одной арфы, лютни и даже систра. Предстоит учиться здешней музыке. Или искать среди детей того, кто умеет играть хотя бы на одном из трех инструментов.

— Если мы будем каждый день заниматься этим маразмом, мы не найдем того, кто хотел убить Наташку, — шепнул мне на ухо Иван.

— А ее ли? Простынка-то чуть тобой не отужинала, — напомнил я.

Программист огляделся. Вокруг сновали детишки из отряда, а расстраивать их тем, что они пропустили операцию по уничтожению черной простыни, очень не хотелось. Вдруг кто воодушевится.

— Юля, когда мы песню репетировать будем? — Милагрес и еще одна девочка не отставали от нас.

Иван, засунув руки в карманы, шел быстро, не оборачиваясь. Хороша работенка, ничего с напарником не обсудишь, то тут дети, то там дети. Расследовать случившееся — ночью. Когда же спать?

— Мы исполним балладу! — подняв указательный палец вверх, заявил программист, посмотрев на восхищенных подростков. — Про Ивана Дурака и Владыку Обеих Земель.

Я прикусил губу, чтобы не ответить на его заявление понимающей улыбкой. Переложить наши приключения в Уасете в стихи и выдать за детскую сказку, конечно, оригинально, и никто не поверит, что персонажи героического опуса сидят перед ними с музыкальными инструментами.

— Нет! — вдруг выпрыгнул наперерез Ивану высокий рыжий очкарик. — Давайте лучше мою поэму. Я Вася Белочкин.

— И что? — кисло посмотрел на него вожатый. — Кстати, нет в нашем отряде…

Мальчик, потупив взгляд, пробубнил:

— Вообще-то, моя фамилия Паршивич, но когда я буду получать паспорт — стану Белочкиным. Потому что эта фамилия больше подходит к моему творчеству, вот послушайте…

Я подозрительно глянул на напарника. Только гениальных произведений юного поэта сейчас и не хватало. Но выслушивать песнь о бравом вампире и эльфе ушастом, возлюбленных некой Катерины из саранского лицея, все же пришлось.

Когда мы зашли в комнату, я обнаружил на своей кровати сложенный листок, где корявыми буквами кто-то начертал: 'Встретимся за белым туалетом после завтрака'. Я хотел было показать записку Ивану, но его взял в оборот вундеркинд Вася, желавший во что бы то ни стало написать текст песни до обеда.

Дураков взял инициативу в свои руки и вскоре протянул мальчику исписанный мелким почерком листок. Энергичный соавтор Паршивич прочитал все очень быстро и тут же внес несколько незначительных правок.

Когда я ознакомился с песней: 'В землях Кемета жил юный правитель с своею названной женой, лихой программист из далекой России явился туда на постой', - мне очень захотелось забраковать сценарий, мол, детишки не дураки, поймут, о ком сия песнь сложена.