Дэвид Фарланд - Рожденная чародейкой

Боринсон холодно заметил:

– В таком случае, меня ты уважать никогда не будешь.

– Я тебя уже уважаю, – сказала Миррима.

– Сомневаюсь.

– Потому что ты сам себя не уважаешь. Боринсон разозлился. И попытался сменить тему.

– Ну ладно, в твою игру я поиграл. Рассказал тебе такое, чего ты обо мне не знала. Теперь ты расскажи о себе, чего я не знаю.

– Я получила немного даров, – сказала Миррима. – И научилась стрелять из лука.

– Что у тебя появились дары, я заметил. Где же ты взяла форсибли?

Но рассказать ей не позволила скромность. Да он и без того вскоре должен был все узнать.

– Мне дала их королева.

Боринсон больше не расспрашивал. Решил, видимо, что это был просто подарок.

– Ну, – сказал он, – чего я еще о тебе не знаю? Он как будто уже успокоился. Но Миррима вовсе не хотела менять тему разговора.

– Даже когда я была маленькой, – начала она, – я все равно понимала, что отец и мать очень меня любят. У них хватало сил, чтобы позаботиться обо мне, когда оба они были уставшие – ведь они работали целыми днями, чтобы меня прокормить. Случись мне упасть, меня сразу подхватывали. И я была счастлива, может быть, потому, что имела то, чего не имел ты. Любви я училась из первых рук, от людей, которые умели любить.

И я поняла следующее: истинная любовь включает в себя и плотское влечение, и уважение. Но главная ее составляющая – это преданность, – о преданности Боринсон не упомянул, давая свое определение любви, и Миррима вдруг сообразила, что ее-то он никогда и не видел. – И тебе не хватает именно преданности!

Муж ее глубоко вздохнул. Миррима ожидала возражений, но он лишь крепче прижал ее к себе и промолчал, как будто слова ее заставили его задуматься.

И она поняла, что совершенно права. Боринсон умел уважать других людей, и даже сострадание не было ему чуждо. Но что такое преданность, он действительно не знал. Этой стороне любви его жестокосердная мать не могла научить своего сына.

Миррима захотелось было взять свои слова обратно, извиниться перед ним. Но тут же она решила, что делать этого не стоит. Пусть знает правду.

Может быть, даже и хорошо, что он теперь евнух. Миррима была готова к тому, что муж ее, невзирая на все усилия чародея, никогда уже не станет мужчиной. Возможно, это было к лучшему. Ведь заниматься любовью еще не значит любить, а люди слишком часто путают одно с другим. И если она сможет научить его истинной любви, научить его преданности, возможно, она и без Биннесмана сумеет исцелить его душевную рану.

Она накрыла своей рукой обнимавшую ее руку мужа, прижала покрепче. Но долгое время еще они ехали молча. Мирриме надо было сказать Боринсону, что она собирается с ним в Инкарру, но она никак не могла решиться.

Не доезжая семи миль до Карриса, они заметили среди мертвых полей боевого скакуна без всадника, волочившего за собой поводья. Пришлось свернуть с дороги и проскакать милю в сторону, чтобы его поймать. Пятна крови на седле говорили о том, что хозяин уже больше никогда не предъявит на него свои права, и потому Боринсон взял его себе.

Когда они добрались до Карриса, Габорн уже покинул город. И жители уходили из него. Все дороги были забиты беженцами.

Обычные, без даров, солдаты из Мистаррии и Индопала шли на север восстанавливать и укреплять разрушенные крепости. Измученные пехотинцы с тяжелыми ранцами на спине брели прямо по почерневшим полям. И горожане спешили уйти подальше любыми путями.

Вокруг дыры, оставленной мировым червем, толпились сотни людей.

Миррима и Боринсон задержались в Каррисе ровно на столько, чтобы муж ее успел взять полдюжины даров – силы, ловкости, ума, слуха, зрения и метаболизма. Остальные дары он попросил передать ему через векторов на следующий день. Жизнестойкость брать и вовсе не решился, боясь, что из-за загрязненного воздуха в городе Посвященные могут заболеть и умереть. С этим лучше было подождать.

Потом они выехали из города, и Боринсон остановился, чтобы вырубить в качестве трофея пару зубов опустошителя, один для себя, другой для Мирримы. И сказал, что закажет резчику отделать их.

Покинув Каррис, они добрались до гор Брейс. Склоны предгорий были поражены чарами и мертвы, но выше, в горах еще пылали все краски осени, и заснеженные вершины слепили глаза своей белизной.

Опустошители проложили тропу напрямую через горы, но Миррима и Боринсон поехали по дороге.

Вскоре они догнали Габорна. Мирриму предстоящая встреча с рыцарями и лордами тревожила – что же ей говорить, в самом деле, если начнутся расспросы о самочувствии ее мужа?

Дорога через предгорья привела отряд Габорна к спуску на плато. В горах Брейс всю ночь шел снег, но к утру небо расчистилось, и в этих местах снега на земле почти не было.

Габорн остановился под тремя тополями. Рядом натянул поводья его Хроно. Над головами их трепетала на ветру золотая листва, а они смотрели на раскинувшуюся внизу равнину. По ней двигалась орда опустошителей. Чудовища, общим числом около шести тысяч, шли нестройными рядами по восемь-десять носителей клинков, растянувшись почти на десять миль. Петляя среди холмов, колонна их переправлялась через серебрившийся среди лесов ручей. Габорн прищурился, и колонна эта показалась ему серой змеей, ползущей по лугу. Змея двигалась в сторону маячившей впереди старинной разрушенной крепости на Манганской скале, перед которой высилась огромная статуя самого Манга-на, с гордым видом смотревшего куда-то вдаль поверх войска чудовищ.