Дэвид Фарланд - Рожденная чародейкой

– А может вызываемый отказаться прийти?

– Да, – сказал Биннесман. – Этот олень, например, считает, что пришел сюда по собственному желанию. Но он мог и отказаться.

Аверан погладила оленя по морде и улыбнулась ему.

Биннесман придвинулся ближе.

– Теперь, – сказал он тихо, – загляни ему в глаза. Вглядись как следует и расскажи мне, что ты видишь.

Аверан почесала оленя под подбородком. Ей и не снилось, что она сможет когда-нибудь подойти к дикому животному так близко и что оно будет вести себя при этом, как ручное. Хотя Бранд говорил когда-то, что даже грааки ведут себя с ней, как домашние котята.

Она всмотрелась в темно-коричневые глаза оленя, заглянула глубже. И учуяла запах людей – шерстяных плащей, конского пота, доспехов, кислую вонь человеческой плоти. Олень как будто тоже учуял его заново, стройные ноги его дрогнули. Он вспомнил давнюю охоту – лай собак, конных лучников, гнавшихся за ним. И слегка отпрянул от девочки.

– Страх, – сказала Аверан. – Он ужасно боится. Слишком много людей нынче в лесу, скачут на лошадях Властители Рун. Из-за этого он все время настороже.

Она отпустила оленя. Тот сделал шесть больших прыжков, остановился на опушке, высоко вскинул голову и застыл так на мгновение. Потом отошел чуть глубже в лес и начал щипать траву.

– Очень хорошо, – сказал Биннесман. – Такой силы, как у тебя, мне никогда не достичь. И вызывать зверей я не могу и в людские души не могу заглядывать. Всегда приходится разговаривать с ними.

– Но… вы так смотрели на меня, когда мы встретились! Я была уверена, что вы читаете все мои мысли.

– Ах, это! Чтобы прочесть мысли ребенка, такому старику, как я, уже не нужны Силы Земли, – сказал Биннесман. – А вот мой наставник имел эти силы и пользовался ими постоянно. Заглядывал в разум птиц и кроликов, чтобы узнать, кто прошел по этой тропе до него и не идет ли кто следом…

К этому времени сумерки сгустились окончательно. На землю пала ночь. Доносившийся с полей сладкий аромат сухих трав смешивался с запахами ольховой коры и опавших листьев. В холмах ворковали дикие голуби.

Биннесман и Аверан уселись на траву. На черной равнине россыпью бриллиантов горели лагерные костры, а на Манганской скале мерцали призрачные синие огоньки.

Эрин и Селинор весь день ехали без происшествий. Из-за того что пришлось объезжать Белдинук, они едва ползли, ибо даже сильным лошадям нелегко преодолевать крутые тропы и каменистые русла рек. К ночи южная граница Белдинука осталась позади, а впереди раскинулись равнины Флидса. Но прибавить ходу им не удалось, поскольку уже стемнело, сгустились тучи и близилась гроза.

Они остановились в придорожном постоялом дворе и впервые за день как следует поели – им подали блюдо тушеных с розмарином скворцов и ржаной хлеб. В придачу они получили лук и пастернак, вареные в масле с медом.

После обеда они отправились в постель и заключили друг друга в объятия. Селинор крепко прижимал к себе Эрин, и это ее удивляло. Ей еще не приходилось спать в мужских объятьях. И хотя это было приятно, но спокойно уснуть она не могла. И все думала, сколько же ночей должны проспать вместе мужчина и женщина, чтобы привыкнуть к такому неудобству.

Селинору не давало уснуть беспокойство, и Эрин тоже.

– Уже завтра, – прошептал он.

Эрин поняла, что он имеет в виду. Завтра ближе к вечеру они уже будут в Южном Кроутене. Встретятся с его отцом и попытаются понять, как далеко зашло безумие.

– Обещай, что не будешь действовать сгоряча, – попросил Селинор. – Мой отец всегда был хорошим человеком. И в детстве очень меня любил. Если он сошел с ума, позволь мне самому с ним разобраться.

Она знала, о чем идет речь. Селинор рассказывал, что его дед сошел с ума и его держали взаперти, пока он не умер от старости. Это было, вполне возможно, родовое проклятие. И Селинор обещал отцу, что буде с тем случится подобное, он поступит с ним так же, как поступили с дедом. Да уж, Селинору не позавидуешь.

– Ладно, – уступила она. – Только будь осторожен. У некоторых людей безумие заметно по глазам. А у некоторых – нет. Твой отец опасен.

Селинор кивнул. Отец его строил заговоры против Короля Земли и обрел уже поддержку со стороны некоторых лордов. Андерс утверждал, что Габорн не пришел на помощь своему отцу и позволил ему погибнуть ради того, чтобы взойти на трон.

– Для нас он не опасен, – сказал Селинор. – Он просто… не в себе. Я с ним поговорю.

– Следи за тем, что будешь говорить, – сказала Эрин. – Твой отец умный и коварный человек.

Селинор как будто задумался на мгновение, потом усмехнулся.

– Он счел бы твои слова комплиментом. Почему ты думаешь, что он коварный?

– Я поразмыслила над твоим рассказом. Твой отец заявил тебе, будто я сестра Габорна…

– Это же простое умозаключение, – сказал Селинор. – По обычаю сестер-всадниц, твоя мать должна была выбрать отца для своего ребенка из знатного рода. Внешность твоя такова, что тебя можно счесть сестрой Габорна. И родилась ты через девять месяцев после того, как отряд старого короля Ордина проезжал через Флидс на охоту…

– Я знаю, кто мой отец, – сказала Эрин. Хотя признаваться ей было страшно. Правда казалась ничем не лучше выдумки. – Я видела родословную. Моя мать выбрала мужчину из дома Ордина, но не Менделласа. Лучшим она сочла герцога Палдана.

– Вот как… значит, ты ему не сестра, а кузина! – сказал Селинор. – Тот же род, только без титула.

Он сразу понял всю сложность ее положения. Палдан был дядей Габорна. Эрин, как единственное дитя Палдана, была по мистаррийским законам его наследницей. И хотя сестрой Габорну она не приходилась, это ничего не меняло.

Селинор надолго замолчал. Эрин знала, о чем он думает. По законам ее народа они были теперь женаты. Селинор, принц Южного Кроутена, породнился таким образом с Домом Ордина. И если Габорн умрет, трон Мистаррии может перейти к Селинору.

Оставалось только гадать, насколько заманчива для него такая перспектива.

Наконец он тихо сказал:

– Ты не должна никому говорить об этом, особенно моему отцу.

Эрин и не собиралась. Только думала, о чем еще Андерс знает или просто догадывается.

Она пыталась заснуть, но мысли не давали покоя. Вспомнился дневной сон, огромная сова из преисподней, которая ее вызвала.

Сны часто являются всего лишь обрывками дневных впечатлений и воспоминаний. Но был ли этот сон таковым? Он казался таким реальным. И никакими воспоминаниями было не объяснить некоторые его детали. Сова назвала ее «воином Сумеречного Мира». Эрин знала, что преисподнюю порой называют «Единым Истинным Миром», но никогда не слышала, чтобы ее собственный мир называли «сумеречным». И нигде она не видела и не воображала никогда местности, которая ей снилась.