Ольга Силаева - Драконье лето

Марек помолчал. Я смотрела на него и боялась дышать.

— Но я не могу без них. Без Далена и Эйлин, с которыми мы уже много лет одно целое. Без Анри, бесшабашного архивиста, — он усмехнулся чему-то. — И когда я смотрю в их лица, я вижу, что для них огонь. Отними чудо, и они задохнутся. Им это необходимо: в каждом заклинании они видят что-то… глубинную суть, быть может? Не знаю.

Он снова замолк. Я давно не видела его таким серьезным. Никогда, кажется.

— Эйлин как-то говорила: огненный бич сковывает волю. Ступени вверх — разговор с небом, наполнение души надеждой. А зеркальные плоскости — обращение к себе, в прошлое, к памяти и знаниям предков. «Ты разве не чувствуешь?» — спросила она. Я тогда долго не мог заснуть. Я хотел бы вернуть им все чудо, а не только жалкие крупинки. Но я не пущу к чуду Вельера и таких, как он. Извини.

Он поднялся.

— Тебе лучше уйти. Будь на поляне, на виду. Я закончу здесь.

Я открыла рот… и закрыла его. Мне нет дела до Вельера. Я видела его раз в жизни. Он знал, что делал, когда укладывал нянюшку в постель против ее воли. Да, будет всплеск ненависти, ярости, горя, но если Марек решил, разве мне его остановить? Вельер уже мертв, так или иначе.

Но что-то было не так. Нож, просвистевший мимо бедра? Дрожь губ? Взгляд — давным-давно, в Галавере, когда двое мужчин стояли друг против друга, рапиры готовы были скреститься, но на лицах — усталых, обветренных, безрадостных — было лишь сожаление? Мальчишка с потресканными губами?

— Ты промахнулся, — одними губами сказала я. — Ты никогда не промахиваешься. Я видела твою первую дуэль во сне. Марек, ты был совсем мальчишкой. Младше меня. Ты не хотел убивать!

— Старше, — несмотря ни на что, его голос звучал успокаивающе. — Старше года на два, если я правильно помню твой возраст. Мы не были детьми. Я понимаю, ты хочешь меня оправдать, но я знал, что делаю. Как знаю сейчас.

Я покачала головой, не отрывая взгляда от него.

— Я не верю. Те шутки… ты никого не убил на самом-то деле. А Вельер — тогда, до твоей сестры, он был тебе вместо отца, верно? Ты справишься, Марек. Ты убьешь его, если захочешь. Но… не надо. Пожалуйста. Ради тебя.

— Я не могу, Лин, — медленно и раздельно ответил Марек. — Сегодня сбор. Завтра драконы полетят на Галавер. У меня нет права отказаться.

— А как же ваше безотказное оружие, соли серебра? Разве завтра над Галавером не пойдет дождь?

— Пойдет, — кивнул он. — Все верно. И… ты права. Я не хочу становиться де Вельером-наоборот, только это не имеет значения. Я отдаю долг. Ты никогда не задумывалась, почему твоя нянюшка не любила магов?

…Мальчишка приваливается к стене, тяжело дыша. Ей уже за тридцать, далеко за тридцать — почему дракон выбрал ее? Почему Вельер, обожаемый повелитель, обедавший у них чуть ли не каждый день, в одночасье стал чудовищем, при одной мысли о котором ноют зубы?

Волшебник сердито оглядывается от окна. Дален, его зовут Дален — почему такое простое имя выскальзывает из пальцев? Внизу шум, переполох: нашли стражника. А может быть, стражник уже очнулся и зовет товарищей, спешит с ними наверх?

Мальчишка не успевает додумать эту мысль. Из-за неприметного поворота выскакивают двое. Де Вельер и еще один, совсем молодой стражник, из свиты.

Свои.

Сестра, не успев даже вскрикнуть, оказывается зажатой между ними. Все. Она не сделает и шага. Дален весь истратился на пожар, а сам он, перепуганный, взъерошенный мальчишка — да разве он может убивать друзей?

И длинная, нелепо длинная рапира выскальзывает из руки.

Мальчишка лепечет что-то умоляющее и падает на колени. Бесполезно. Стражник повелительно кивает молодой женщине, и та с мертвым, застывшим лицом делает маленький шаг назад. Еще один. Еще.

И тогда Дален поднимает руки.

Вихрь выбивает окно в противоположном конце коридора. Из ладоней волшебника вылетает бледно-алый сгусток. Де Вельер ловко падает навзничь, но огонь нацелен не в него и не в девушку: стражник не успевает пригнуться, и пламя вцепляется в него, пожирает кожу, волосы, глаза…

Мальчишка припадает к стене, почти теряя сознание. Живой факел летит по коридору и с диким, мучительным криком — человек не должен такого слышать! — валится вниз.

Де Вельер отступает. Беззвучно, быстро, ни на кого не глядя. У мальчишки не поворачивается язык назвать его трусом.

Мальчишка переводит взгляд на сестру. Она смотрит на Далена. Не с благодарностью — с ужасом.

Ради них Дален убил человека. Беспощадно, люто, и — может быть — в первый раз.

Этот долг придется возвращать.

…Я очнулась. Марек сидел рядом, привалившись к стволу. Устало, будто ему уже за сорок, а то и за пятьдесят…

— Вот так, — закончил он. — А ты спрашиваешь, почему.

— Ты возвращаешь долг, — бессмысленно повторила я.

— Ну не сбегать же, как некоторые, — мягко сказал Марек. — Хотя я бы, пожалуй, попробовал…

— К драконам? — чуть улыбнулась я.

Он покачал головой.

— Я всегда мечтал уехать на север. Может быть, даже к полюсу. Снежные поля, слепящие, гладкие — до самого горизонта, и белое-белое небо. Где они сливаются, не видит никто. Я хочу туда, Лин. Едешь рано-рано утром на восток, навстречу солнцу, а воздух там — невесомая взвесь крошечных прозрачных кристалликов, и каждый звенит, поет, встречает рассвет. Несется снег из-под колес, солнце встает, и мир просыпается вместе с тобой. Летишь — и встречаешь радугу.

— Но Вельер…

— Я его убью, — буднично сказал он. — Вот посижу еще чуть-чуть…

— Марек, ты мой учитель, — прошептала я. — Я не хочу такого урока.

Марек странно поглядел на меня, и мне вдруг захотелось попросить его встать и идти — убивать Вельера, Саймона, кого угодно, — но чтобы он больше никогда так на меня не смотрел.

— Я ведь могу и другой урок преподать, — медленно проговорил он. — Такой, что понравится тебе еще меньше. Уверена?

Я зажмурилась. И кивнула.

Когда я открыла глаза, Марека не было рядом. На стволе остались зарубки, но ножи исчезли. В роще царила тишина.

Драконов хвост…

Я поднялась и, кое-как оправив плащ, побрела на поляну.

Сначала мне показалось невозможное: Саймон сидит у костра, а вокруг него, склонив головы и ожидая распоряжений, стоят драконы. Я моргнула, и все встало на свои места: Саймон, прикованный тонкой цепью к клетке, валялся на земле, а над ним нависали закутанные фигуры. Кто-то отрывисто задал вопрос; я слышала, как Саймон сухо, трескуче рассмеялся.

Общее собрание, значит. И я могла бы устроиться там, подкинуть дровишек в огонь — или двинуть Саймону по скуле пару раз. Меня бы даже не прогнали: вон де Вельер что-то говорит, вон мэтр качает головой…

Подойти, обрадовать их насчет Марека?

Нет. Если они прочешут рощу, ему не уйти. Скажу Квентину после собрания; пусть передаст остальным.