Маргарита Епатко - Путь Грома

Алина подняла к лицу отчего-то липкие руки и заскрипела зубами. Что произошло? Что вообще происходит? Почему она вот уже второй раз за вечер выходит из себя? Куда девался ее хваленый самоконтроль? И где ей теперь, черт побери, искать Илью?

Будто отвечая на ее последний вопрос, кладбищенские деревья застучали голыми ветвями под порывом осеннего ветра. Ведьма обернулась, ища источник звука. И увидела в глубине кладбища высокую темную фигуру. Та, вытянув длинную, очень длинную руку указывала направление.

Алина молча кивнула головой и, оттолкнув ногой труп Седого, села в заурчавшую, как довольный зверь, машину.

Тяжелая бронированная дверца захлопнулась, и Мерседес сам поехал по кладбищенским дорожкам в сторону вокзала.

Сторож, вжавшийся в мерзлую землю за соседним памятником, долго вглядывался в темноту, боясь возвращения ведьмы. Потом, не решаясь выползти на дорогу, где продолжали стоять уже не нужные бандитам иномарки, он встал. Пригибаясь и прячась, мужчина побежал, петляя между оградок и памятников, к свой сторожке у ворот.

Дашутка внимательно смотрела на бабу Машу что-то старательно толкущую в смешной каменой ступке. Особенно ей нравилось, когда толкушка соскальзывала с перетираемых трав и стукалась о стенку ступы. Она задорно хихикнула и баба Маша повернулась к ней.

– Ох, ты и озорница, – старуха ласково погрозила ей пальцем.

Затем швырнула в ступу горсть соли и горсть песку и вздохнула.

– Ну, вот все и готово. Учись девонька. Нам теперь с тобой надо дом обойти, да заклинание произнести. Тогда никто сюда пройти не сможет и нам навредить. Одевай-ка, что у тебя есть потеплее и пойдем.

Дашутка проскочила мимо мамы, продолжающей с отрешенным видом жевать пирожок, и бросилась к сумкам с вещами. Она нашла там свою куртку и, кое-как натянув ее, побежала обратно к бабке.

– Ах ты, торопыга, – баба Маша застегнула детскую курточку, потом надела на девчушку шапочку, оставленную на стуле, и строго приказала.

– От меня ни на шаг. Помни, держись за подол и иди рядом. Сдается мне, что эти твари не только за отцом, но и за тобой охотятся.

– Папа хо-оший, – кивнула головой Дашутка.

– Да, теперь он, когда свой путь выбрал, точно хороший. Вот только за все надо платить, милая. Всегда и за все. Я за свой выбор одиночеством заплатила, – старуха махнула рукой, отгоняя непрошенные мысли. – Что-то в старости я болтлива стала не в меру.

Они вышли в морозную ночь. Маленькая девочка доверчиво держалась за юбку пожилой женщины. А та с большой миской в руке, в накинутой на плечи толстой шали, приговаривая певучие слова начала дорожкой сыпать приготовленную смесь. Они обошли уже почти весь дом, как, подходя к боковому окну, услышали, как кто-то напевает колыбельную.

– Мама, – встрепенулась Дашутка.

– Она, – кивнула головой баба Маша. – Вон в окошко ее видать. От того и песню слышно.

Баба Маша махнула рукой и шаль, неловко соскользнув с плеча, размазала позади нее песчанно-травяную дорожку.

– Там по-хо, – Дашутка вытянула ручку, показывая бабе Маше на смазанный след.

– Плохо твоей мамочке, плохо. Поди-ка успокой ее, – и старуха ласково подтолкнула девочку.

– Та-ам, там, – настойчиво повторила девочка.

– Иди-иди, – ласково улыбнулась старуха. – Ты не бойся. Вот входная дверь. Я все доделаю сама.

– Все-все? – настойчиво переспросила Дашутка.

– Все-все милая, – подтвердила баба Маша.

Даша довольно улыбнулась и мышкой проскочила в дом.

– Вот какая настырная да вертлявая, – усмехнулась старуха, и, продолжая читать заговор пошла к двери, не оборачиваясь назад.

Когда она зашла в дом довольная Дашутка, болтая ногами, сидела на стуле и уплетала пирожки.

– Вот умница, – старуха кряхтя сняла шаль. – А мама твоя где?

– Баю-бай, – Дашутка махнула рукой в сторону ситцевой занавески.

– Вот и ладненько, – бабка подошла к печке и налила в кружку обжигающего кипятка. Она взяла ее двумя руками, пытаясь согреться.

– Ты бо-бо? – девочка уже стояла сзади нее, теребя за юбку.

– Нет, со мной все в порядке. Просто замерзла.

– Дай луку.

– Что?

– Дай луку, – Дашутка настойчиво похлопала себя ладонью по ладошке, объясняя слова.

– Испугалась, милая? Не бойся, я с тобой, – баба Маша протянула малышке руку и оторопела.

Сила идущая от девочки походила на бурлящий поток, сметающий все на своем пути.

– Не бойся, я тоже с тобой, – прозвучал внутри нее ласковый уверенный голос. Вместе мы сила, – старуха почувствовала, как пенящаяся от избытка энергия заполняет ее изнутри. Бабу Машу перестало морозить, кровь как в молодости заиграла в жилах.

– Все, – девочка убрала свою руку и внимательно посмотрела на старуху. – Тепель не бо-бо?

Шум на чердаке не дал старухе ответить. Казалось, что-то тяжелое с размаху упало на крышу дома.

– Иди-ка ты на печку, к маме, – баба Маша подтолкнула девочку в сторону занавески. Спрячься там, и чтобы случилось не выходи, – она подсадила девочку наверх и набросала на нее сверху тряпок.

Потом пригладила волосы и по приставной лесенке полезла к чердачному люку в потолке. Открыла его, и холод, словно ожидавший приглашения, волной ринулся в натопленную избу. Старуха осторожно вылезла из люка. Так и есть чердачное окно вдребезги разбито. Она покачала головой, ища на полу то, чем можно было бы его заделать. И тут темная тень выскочила из-за печной трубы.

Краем глаза заметив движение, баба Маша отклонилась в сторону и фигура в длинном плаще, промахнувшись, пролетела мимо и врезалась в балки перекрытия. Нападавшая охнула и рухнула вниз.

Старуха подошла ближе. Тот, кто это был, не подавал никаких признаков жизни. Баба Маша откинула капюшон и увидела бледное лицо с большим кровоподтеком на лбу. Белокурые длинные волосы рассыпались по плечам молодой девушки.

– Такая красивая, тебе-то это зачем? – прошептала баба Маша.

И тут блондинка, открыв глаза, хищно улыбнулась.

– Затем, что я хочу быть такой красивой всегда.

Она кинулась на старуху, стараясь добраться до ее горла. Бабка успела перехватить ее руки и, сопротивляясь изо всех сил, пыталась отвести их от лица.

Но силы были не равны. Блондинка, наступая шаг за шагом, уже вжимает ее в печную трубу. Чувствуя спиной обжигающе горячий кирпич и видя приближающееся, несмотря на все усилия, перекошенное от злости лицо, баба Маша взмолилась.

– Долюшка моя ты, доля! Да что ж это такое! Я то свое уже пожила. А малышке еще жить и жить.

Что-то черное и пушистое, выпрыгнув из темного чердачного угла, вцепилось в лицо блондинки. Девица как безумная стала метаться по чердаку, пытаясь сбросить животное. Она беспорядочно крутилась. Затем, оступившись, споткнулась и вылетела головой в разбитое окно чердака. Сверкнула яркая вспышка. За окном раздалось недовольное мяуканье. Баба Маша осторожно подошла к нему, и увидела черного кота с обожженной мордочкой, висящего на одной лапе.