Морис Делез - Слуги паука 2. Пленники паука

— А Талисман? — Хараг в волнении облизнулся.

— Он останется в общем владении до тех пор, пока мы не договоримся, как с ним быть. Попытавшийся единолично воспользоваться силой Талисмана в трехдневный срок отойдет на Серые Равнины.

— Но камень будет храниться у меня! — выпалил Хараг, не без оснований опасавшийся подвоха.

— Камень будет храниться у тебя.— Лицо стигийца вновь стало похожим на морду улыбающегося питона.— До тех пор, пока договор будет действовать, мы сможем пользоваться им только сообща.

— А если мы не договоримся? — быстро спросил замориец.

— Если мы не договоримся, то опять-таки сообща сожжем договор, который будет действовать после этого еще три дня, и по истечении этого срока любой из нас сможет в одиночку воспользоваться его силой.

— Хитришь, змеепоклонник! — Хараг хищно оскалился.— Этак через три дня я становлюсь полноправным владельцем Талисмана! И ты идешь на это добровольно?! Что-то здесь не так!

— Верно,— спокойно согласился стигиец.— Не все так просто. Ты забыл о трех днях, в течение которых должен будешь исхитриться не утратить две вещи.

— Какие же? — Глаза Харага яростно сверкнули.

— Камень и жизнь,— усмехнулся Рамсис.— Я тебя убедил?

Жрец Затха задумался. То, что он услышал, мало походило на непродуманное предложение и еще меньше на глупую шутку, а гораздо сильнее смахивало на правду.

— Хорошо.

Как только он произнес это, Рамсис достал из широкого рукава свернутый в тонкую трубочку свиток и, развернув его, подал Харагу.

— Вот текст. Надеюсь, ты уже видишь, что на нем нет никаких обманных заклинаний. Только те знаки, что нанесены на пергамент вполне обычным способом. Прочти и убедись в том, что текст соответствует нашему уговору.

— Ты даже это предусмотрел? — удивился замориец.

— Правильнее будет сказать, что как раз с этим я и шел, — усмехнулся Рамсис и добавил: — Ведь если бы я надеялся на силу, то не появился бы здесь.

Xapaг кивнул, бегло пробежал документ глазами, перечел его еще раз, но уже внимательнее, обмакнул калан в раствор чернильного орешка и вывел на пергаменте затейливый вензель. Рамсис повертел в руках предложенное ему тростниковое перо и поставил рядом свой росчерк.

— Ну что ж,— стигиец выглядел довольным,— камень остается у тебя. Надеюсь, ты не против, если договор останется у меня?

И, не дожидаясь кивка Харага, спрятал его обратно. В это мгновение в зал, низко кланяясь, вошел один из жрецов 3атха.

— Я ведь приказал меня не тревожить!

Глаза Харага полыхнули огнем, но услышанное тут же остудило его гнев.

— Прошу прощения, мой повелитель, но новость показалась мне важной. Только что пришла Сурия — молодая служанка из дома Мелии. Ее мать, Аниэла, отправилась просить Конана охранять дочь.

Хараг помрачнел и жестом отпустил слугу, но Рамсис остановил его.

— Подожди, ты еще понадобишься.— Он повернулся к заморийцу.— С твоего дозволения.

Тот кивнул, и стигиец спросил:

— Не тот ли это Конан, что сковал Незримого? Он может сильно помешать нам!

— Клянусь, ты больше не услышишь о нем! — зло огрызнулся замориец.— Я сейчас же пошлю людей, и Шадизар избавится от присутствия грязного варвара!

— Постой! — остановил его сообщник.— Сила не всегда хороша, а с этим северянином справиться не так-то просто, не говоря уже о том, что его еще нужно отыскать.

— Чего ты хочешь? — недовольно проворчал Хараг, которому совсем не нравилось, что разговор происходил в присутствии слуги.

— Я предлагаю действовать хитростью. Зачастую хитрость приводит к цели быстрее силы. Я знаю, что последние несколько дней Конан встречается с Марленой, дочерью одного из королевских советников. Она мне понадобится.

— Ты ее получишь! — коротко бросил Хараг.

— Когда?

— Еще сегодня! — отрезал жрец бога-паука, и стигиец довольно кивнул.

— Значит, Конан не доживет до утра. И еще одно, пока я не ушел. В твоем доме находится один мой должник, и я желаю получить долг.

— Кто это? — заинтересовался замориец.

— Тот, кто нес камень! — зло процедил Рамсис.

— Он твой! — Хараг обернулся к замершему в ожидании приказаний жрецу.— Ты все слышал. Немедленно пришли ко мне Тхон-Тона. Ничего ему не говори. Любым способом доставишь сюда Марлену. Сроку тебе — два часа. Кого-нибудь посмиреннее видом отправь в дом Мелии. Пусть предложит ей добровольно стать жрицей великого Затха. Дашь ей два дня на размышление. Bсe!

— Ты всерьез веришь, что она согласится?

— Нет,— пожал плечами Хараг.— Но раз уж они знают… Надежды мало, но ее согласие избавит нас от множества неудобств и сбережет немало времени.

— Что ж, мысль здравая.

Дверь вновь отворилась, и, согнувшись в поклоне, на пороге возник другой жрец.

— Тхон-Тон, повелитель.

И, так же согнувшись, удалился.

Стигиец вошел и, едва увидел Рамсиса, замер. Бледно-желтое лицо его сделалось серым.

— Я вижу, ты узнал меня? Тем лучше.— Голос Рамсиса звучал ровно, без тени злости или раздражения.— Значит, ты должен помнить и о том, что я предупреждал тебя, какая судьба ждет предателя.

— Я не предавал, — почти беззвучно, одними губами прошептал несчастный.

— Вот как? Не предавал? — расхохотался прекрасно понявший его Рамсис.

Бедняга, увидев, что никакие оправдания не помогут ему, повернулся к Харагу.

— Ты обещал помочь мне!

— Я обещал лишь подыскать тебе новое тело и вселить в него душу, но не более того.

Он равнодушно пожал плечами и посмотрел на Рамсиса.

— Какую же смерть ты заслужил? — заговорил стигиец.— Быть может, сжечь тебя? Или посадить на кол? Выбирай! — Злобная улыбка застыла на его лице.— Молчишь? Тогда выбирать буду я. Петля или плаха — все это слишком милосердно,

Тхон-Тон стоял, не шевелясь, застыв от страха, а стигиец продолжал говорить, и ужас потихоньку начал проникать даже в душу Харага.

— Бездну веков твоя бренная плоть пролежала в песках, пока я не нашел ее и не вдохнул в твои никчемные останки искру жизни, а пообещал еще больше, попросив взамен лишь твою верность. Чем же ты отплатил мне? Предательством.— Он помолчал.— Так изойди прахом! Песком, который уходит сквозь пальцы дураков, не способных удержать его в ладонях!

Он поднес руки к лицу, сделал странный жест, закончившийся движением, каким выпускают птицу на волю, и успокоился.

Прошла минута, другая — ничего не происходило. Приговоренный недоверчиво озирался, не понимая, помиловали его или нет. Он посмотрел в лицо стигийцу, и тот злобно ухмыльнулся. Тхон-Тон почувствовал что-то неладное, но что именно, еще не мог понять. Он поднял руку и посмотрел на ладонь, попробовал пальцы на ощупь — все оставалось по-прежнему. Разве что кожа показалась ему еще суше. Он потер палец о палец, и мелкий песок тонкой, едва заметной струйкой посыпался на пол.