Морис Делез - Слуги паука 2. Пленники паука

— А ты уверен, что девушка согласится? — гнул свое Мэгил.

— Кром! Никто не собирается спрашивать ее об этом. Кстати, вам придется держать ее взаперти, на случай, если предавала она.— Северянин нацелился пальцем в Акаяму.— Подумай об этом.

— Будет ли прок? — с сомнением покачал головой Зул.— Как жрецы узнают о нашей шутке?

— Об этом не беспокойся,— усмехнулся Конан,— за домом следят. Кстати, если доносительница — Сурия, мы избавимся от шпионки.

— А если нет,— тут же возразил Тушка,— паучьи прихвостни утром узнают, что Мелия никуда не пропала, и проку от всей затеи не будет никакого.

— Я спрячу ее, — успокоил друга киммериец. — За домом есть флигель, в котором я обосновался. Укрою ее там.

— Со вкусом придумано,— ехидно ухмыльнулся Мэгил.— Кажется, это называется сочетать приятное с полезным?

Это была та же просторная комната, в которой Конан утром познакомился с Мэгилом, и в ней находились те же люди.

В кресле у входа с мрачным лицом, которое выражало твердую решимость держать себя в руках, что бы ни произошло, сидел Тефилус. «Похоже, дочь умеет справляться со своим отцом»,— усмехнувшись, подумал Конан. Справа от него, возле двери, стоял Брун. Четверо самых верных его людей остались в коридоре, готовые по первому зову ворваться внутрь, но в комнате были только свои. Свои и Конан с Мэгилом, да Брун — люди, которым доверяли безоговорочно.

Жрец стоял у камина и говорил. Говорил долго, подробно рассказывая все то, что Конан давно знал и без него, то, что киммериец узнал от него только сегодня, и что сам узнал от северянина и, наконец, то, что поведала ему душа Фабиана, которая нашла себе пристанище в теле ручного сокола Мэгила, сидевшего тут же, на спинке кресла.

Сокол по очереди посматривал на каждого, подолгу задерживая взгляд на Мелии и Конане — тех, кто был рядом с ним в ту страшную ночь, словно напоминая о какой-то общей, лишь им троим ведомой тайне, невольно связывающей воедино их судьбы.

Мэгил все говорил, и по мере того, как излагаемые им факты дополняли картину происходящего, окрашивая ее во все более мрачные тона, лицо Главного Королевского Дознавателя становилось хмурым.

Несмотря на свою привычку не верить никому, он понимал, что сейчас слышит правду. Дикую и выходящую за рамки разумного историю о том, что случилось на самом деле много веков назад и что имело страшное продолжение совсем недавно, унеся жизнь его младшей дочери, но не закончилось, а ожидало достойного финала с жертвоприношением старшей.

Он сам удивлялся своей непонятной доверчивости, но ничего не мог поделать с собой — он верил всему сказанному здесь и понимал, что сам не сумеет справиться с нависшей угрозой. Впервые в жизни ему стало страшно не за себя, а за дочь, которую он был не в силах защитить.

Случись все это не с ним, он никогда не поверил бы, что один-единственный варвар окажется полезнее и сильнее сотни опытных воинов, специально нанятых для охраны девушки. Проклятый варвар, смерть которого он уже оплатил столь щедро!

Сиотвия и Аниэла не отрывали испуганных глаз от Мэгила. Хотя кое-что они знали и многое подозревали, но лишь теперь, когда самые мрачные предчувствия подтвердились, став реальностью, а не глупыми женскими страхами, как не раз говорил им Тефилус, поняли, что то чувство, что они испытывали прежде, не было страхом, а так, легким опасением за судьбу Мелии. Настоящий страх обе почувствовали только сейчас.

Мелия смотрела в окно, словно рассказ никак не касался ее. Конан лишь изредка бросал на нее невеселые взгляды. До сегодняшнего дня она ни разу не удостоила его вниманием, за исключением первого вечера. Киммериец невольно потер щеку, вспоминая о той встрече. Она ни разу не сказала ему ни слова, и ни взгляда не поймал он на себе. Правда, сегодня девушка заговорила с ним, но это было продиктовано страхом и в счет не шло.

Что ж, быть может, так и проще?

Теперь она стояла, не шевелясь, словно восковая фигура из галереи проклятого дома. Правда, те изображали воинов… Она же была богиней во плоти, которую он просто обязан защитить.

Мэгил замолчал и окинул присутствующих внимательным взглядом. Лица их были либо хмурыми, либо напуганными, и лишь Брун казался неколебимым, но что можно было требовать от наемника? Как бы он ни относился к происходящему, все это мало касалось его, ибо эти люди оставались для него чужими.

— Чего нам теперь ждать? — Тефилус первым решился прервать гнетущую тишину.

Конан шевельнулся, и все как по команде повернулись к нему.

— Мои люди напоили одного из людей Харага, и он выболтал, что сегодня ночью придет конец и мне, и твоей дочери.

Киммериец посмотрел Тефилусу в глаза, но на этот раз не уловил в его взгляде ни ненависти, ни злобной радости.

— Ты можешь покинуть нас. Еще есть время.

Конан увидел, как замерли пальцы Мелии, до того медленно поглаживавшие подарок Мэгила, но сама она даже не пошевелилась.

— Кром! Да когда я боялся угроз? — Он рассмеялся.— Пусть идут, и клянусь рогами Нергала, у него сегодня будет полно гостей!

Однако смех его так и повис в воздухе, не поддержанный никем, хотя Конану и показалось, что во взгляде Тефилуса мелькнуло облегчение. Сокол жреца сидел на прежнем месте, все так же размеренно переводя взгляд с одного на другого, словно настоящая птица, не понимающая, о чем говорят люди, хотя северянин и подозревал, что это не так.

Он встал и подошел к большой птице. Сокол уставился на киммерийца немигающим взглядом.

— Он понимает нас? — Северянин обернулся к Мэгилу, и тот кивнул.— Кром! Никогда не поверил бы, что такое возможно! — Он вновь повернулся и посмотрел в черные бусины птичьих глаз.— Мы не были друзьями, но и врагами тоже! Ты ведь не держишь на меня зла? Сокол склонил голову набок, словно внимательнее вслушиваясь в голос человека.

— Можешь быть спокоен,— вновь заговорил Мэгил,— мы успели переговорить с ним, пока он входил в новое тело. Он многое понял с тех пор и ко многому теперь относится иначе. И сожалеет сейчас лишь об одном: напрасно не верил раньше в то, что считает непреложной истиной теперь.

— Что же это?

Мелия впервые за весь вечер заговорила, и сокол, встрепенувшись, повернулся к ней.

— Он понял, что вся жизнь умещается в краткий миг.

Он понял, что отдавать приятнее, чем брать. А последний урок, как ни странно, преподнес ему Рамсис, и это был его последний шаг назад, но Фабиана можно понять: соблазн был слишком велик. В обмен на сведения о том, что произошло в ту ночь в доме, ему пообещали тело, человеческое тело, но обманули. Отчего-то мне кажется, что Рамсис зря так поступил.

— Ты не жалеешь, что оказался в теле птицы?

Сокол перевел взгляд на Конана.