Торн Стюарт - Дары Зингарцев

Синие глаза на миг недобро сощурились, изучающе глядя на принца. Римьерос уже решил, что вот теперь ссоры не миновать, но варвар широко и дружелюбно ухмыльнулся.

— Когда я был таким же мальчишкой, как ты, мо¬лодой петушок, я тоже готов был вцепиться в глотку всякому, кто избирал меня мишенью для насмешек, — миролюбиво заметил Конан. — Таких, впрочем, со вре¬менем находилось все меньше.

Поворошив уголья, он снял с костра один из вертелов и принялся за дымящееся, ароматное мясо. Видя, что Римьерос сидит неподвижно, напряженно выпрямив спину и уставив голодные злые глаза в землю, он с хорошо разыгранным недоумением поинтересовался:

— Ты не хочешь есть? Хочешь? Тогда почему не ешь?

— Благодарю, — сдержанно отозвался Римьерос и по¬тянул к себе другой вертел.

Мясо оказалось мягким и сочным, хоть и с душком, как показалось принцу, никогда раньше не пробовавшему козлятины, но знавшему с чужих слов, что это — еда самой низкой черна Впрочем, неприятный запах почти перебивался запахом дыма и смолы, шипящей на полу¬сырых дровах.

Конан украдкой следил за тем, как зингарец, стараясь сохранять на лице маску равнодушия, жадно кусает мясо, обжигая язык и губы.

Киммериец искренне забавлялся, поддразнивая моло¬дого задиру. И в то же время был рад увидеть на другом краю света человека из своего мира. Он был уже по горло сыт круглыми лицами с кожей всех оттенков жел¬того цвета.

Утолив первый голод, зингарец, видимо, из чувства благодарности, стал чуть менее спесив и более словоохот¬лив. На вопрос Конана, что же все-таки делает зингарский принц крови в этих оставленных Митрой землях, Римьерос, кривя губы, ответил:

— Везу драгоценный дар повелителю сказочного Кхитая. Если ты бродишь здесь поблизости, то уже слышал, наверное, о моем посольстве: отряд из трехсот человек не может пройти незамеченным.

— Это тот, что стоит нынче ночью выше по реке? — отозвался Конан. — Так это твои воины? Не слишком ли много мечей у вас для мирного посольства?

Едва в голосе ночного хозяина снова послышалась насмешка, Римьерос выпрямился и сделался надменен.

— Если ты не долетел сюда по воздуху, варвар, то должен знать, что путь через пустыни, степи и горы небезопасен. Я потерял в дороге всего пятнадцать человек, но мог потерять гораздо болыла

— Не сомневаюсь, — весело кивнул Конан. — Мне самому приходится постоянно одергивать своих прияте¬лей, чтобы не лезли на рожон. Особенно Силлу — дев¬чонку строптивую, вроде тебя Сагратиусу же все море по колено — особенно, если полна его фляга. Мы уж всякого тут перевидали — и змей, и хищных цветов, и черного лотоса.

Римьерос обеспокоенно огляделся.

— Мы? А мне показалось, что ты один? Ты упомянул по меньшей мере двоих — где же они?

— Я их как раз здесь дожидаюсь, — отозвался, зевая, Конан. — Мы разминулись у горного озера, и я их, похоже, немного опередил.

Он встал, потянулся всем телом, прогнав волну по затекшим мышцам. В жестах его была естественность большой дикой кошки, он не менял позу, а словно пере¬текал из одного положения в другое.

— Не пора ли нам устраиваться на ночь? Или ты предпочтешь добраться до своих? — спросил Конан прин¬ца. — Здесь не слишком далеко, не успеет сесть луна, как ты уже будешь в своем шатре нежиться на шелковых пуховиках.

Не добившись внятного ответа, он потянулся к сумкам и принялся вытаскивать из самой дальней плотно ска¬танное одеяло из верблюжьей шерсти — стояла та ран¬няя весна, когда солнце уже припекает, но земля еще не прогрелась, и ночью становится холоднее льда.

В Римьеросе волной вскипала злоба. У него выдался неудачный день. Этот неожиданный ужин у костра — вонючая козлятина, запитая домашним некрепким ви¬ном — казался принцу самой большой из всех неудач, выпавших ему сегодня. Мало того, что к нему отнеслись как к бродячему псу: сунули кость и снисходительно потрепали по загривку. За одно это гораздо более знатные люди лишились бы жизни если не на плахе, то в поединке. Но больше снисходительно-добродушного отношения яз¬вили зингарца насмешки, язвили тем горше, что произ¬носились с уверенным спокойствием. Неужели этот дикарь и в самом деле думает, что если рядом с ним на земле лежит длинный меч, он может безнаказанно глумиться над принцем крови?

— Нет, благодарю, — ответил Римьерос, вставая. — Я лучше вернусь в лагерь, не то они обеспокоятся и вышлют на поиски солдат. — Он потянулся к поясному кошелю, словно за деньгами. — Козлятина была превос¬ходна, хоть и попахивала. Добрый ужин стоит добрых денег.

Конан, уже улегшийся у костра, приподнялся на локте.

— Прах и пепел! — сплюнул он. — Можешь съесть свои деньги на сладкое, Римьерос Гордец. Или ты задумал принести-таки в Кордаву мою голову, что платишь золо¬том за гостеприимство?

Римьерос промолчал, поджав губы и радуясь, что в темноте не видно, как он краснеет — уже второй раз за очень недолгое время, что ему было совсем не свойст¬венно. «И за это ты мне заплатишь», — подумал он, а вслух сказал:

— Прощай. Еще раз благодарю.

Конан буркнул что-то невнятное. Похоже, он уже спал. Поднявшись на сотню шагов вверх по реке, принц опо¬лоснул в воде пылающее лицо. Ярости его не было предела. Никто еще никогда не смел разговаривать с ним таким тоном — даже его венценосный братец! На ум ему снова пришло сравнение с заблудившейся собакой, которую, накормив, гонят прочь, и он разозлился еще больше.

— Меч его лежит рядом с ним в ножнах, — бормотал принц, щуря на полную луну темные глаза. — Если тихонько подкрасться, отшвырнуть ножны пинком и од¬новременно ударить.»

Принести в Кордаву голову Конана-киммерийца! Хо! Римьерос — победитель Амры! Того самого Амры, что держал в непрестанном страхе все Черное побережье! Ола, Йерро, ты сумасшедший, разве не слышал ты, что он может ударом кулака свалить буйвола? Но ведь у страха глаза велики…

У страха глаза велики, но втрое велик был соблазн вернуться на родину победителем легендарного короля разбойников. Вольно ж ему было насмехаться над прин¬цем крови! Конечно, убийство во сне — это не совсем по законам чести, но разве не был он приговорен к смерти еще отцом Римьероса? И варвары спят ночами, и, как говорят, спят крепко. Не так уж сложно было бы убить его, лишь бы ударить прежде, чем он доберется до меча. Задача осложнялась тем, что иного оружия, кроме длин¬ного кинжала, при Римьеросе не было, потому что стрелы он растратил, преследуя белую оленуху.

«Но ведь тебе случалось выходить и на волка с одним только кинжалом, — ободрил он себя — Этот здоровяк не страшнее вожака-ветерана, которого вы, сударь, уло¬жили прошлой зимой под испуганный визг, а затем ру¬коплескание дам». Римьерос и в самом деле справился тогда в одиночку с матерым хищником, но совершенно забыл, что до того этого волка егеря трое суток гоняли по лесу, не давая ему прилечь ни на миг, — чтобы под конец выгнать по тоннелю, огороженному сеткой и крас¬ными флажками, на большую арену, где поджидал его принц — в кольчуге и при оружии. Шкуру этого волка он потом преподнес домье Ревглене, и ее прелестное ли¬чико стало еще прелестнее от густого румянца, залившего щеки…