Даниэл Уолмер - Обида предков

— Сдается мне, что не бог сохранил меня, а вот это,— Конан постучал согнутым пальцем по своему лбу.— Когда она вопила за дверью женским голосом, подделываясь под голос подруги хозяйки дома, у меня хватило ума не позволить распахнуть дверь.

— Да-да, наньяка хитра,— снова покивал Михес.— У нее есть масса уловок, одна другой хлеще… Ты спросил, почему она выбрала для своей охоты именно эту деревню? Причин много. Деревушка крохотная, сильных и умных мужчин мало — это раз. С четырех сторон окружают ее глухие леса — два. Но самое главное — жителей больше не охраняют их предки.

— Не охраняют предки? — удивился Конан.— Как это понимать?..

— Да так и понимать, Духи предков сильно разгневались и ушли. А все из-за этого прохиндея и лежебоки Жиббо. Если б не он, если б не его лень и жадность, ничего плохого бы не случилось… Жиббо всегда был голодранцем. Его тошнило от любой работы, какая бы она ни была. Он и жениться не стал из-за этого. Целыми днями валяться на кровати да почесывать пятки — было его излюбленным занятием. Около двух лун назад Жиббо неожиданно привалила большая удача. Он нашел крупный золотой самородок на берегу речки, в двух шагах от собственной хижины. В то время через их селение проезжал купец, которому Жиббо, не будь дурак, показал свою находку. Купец отвалил ему столько монет, что Жиббо ошалел, Куда девалась его лень! Он стал настоящим золотоискателем. С рассвета и до заката ползал он вдоль берега речки с деревянным совком, по колена в воде, без устали перемешивая песок. И удача улыбнулась ему во второй раз! Правда, лишь сначала это показалось удачей, затем же обернулось бедствием, страшнее которого давно ничего не было на этой земле… Жиббо набрел на золотую жилу. Знаешь, как это бывает: тоненькая нить золотого песка в двух-трех локтях под землей, она тянется, извивается, становится все шире… Позабыв обо всем, Жиббо рыл землю, набивая все новые кожаные мешочки золотым песком.

Он даже стал работать ночами, прихватывая с собой факел. Жила все расширялась. И вела она прямиком на… деревенское кладбище! Как только Жиббо осознал, в каком месте залегает главное богатство, он стал работать только ночами. Если б кто-нибудь из его соседей заметил случайно, где он роет, Жиббо не поздоровилось бы. Самое меньшее — его изгнали бы навсегда за пределы деревни. Но, к сожалению, никто ничего не заподозрил… Обуреваемый жадностью, Жиббо совсем спятил. Он потерял и рассудок, и совесть, и стыд, он ничего не соображал больше. Настала ночь, когда лопата его, охотясь за золотым песком, стала выбрасывать из-под земли белые кости предков…

Михес замолчал. Глаза его больше не были лукавыми и насмешливыми. Слишком страшные и суровые вещи приходилось ему рассказывать. Он подкрепил свой дух несколькими глотками пива и продолжал:

— Духи предков разгневались. Да разве и могло быть иначе?.. Никогда прежде в этих краях не совершалось такого кощунства, такого святотатства. Они разгневались и ушли, лишив деревню своей защиты. А всяческая нечисть, она сразу чует, если людское поселение лишается священной защиты своих предков. Так было и в этот раз. Наньяка напала на несчастную деревню, как волк на больную, отставшую от стада овцу. Самой первой ее жертвой стал Жиббо. Воистину этот прохиндей заслужил такую участь! Тело его обнаружили мальчишки-подпаски однажды утром на кладбище.

На нем не было ни одной раны, ни одного синяка.

Лицом он уткнулся в землю, и губы его были перепачканы золотым песком, словно он пытался наесться им напоследок… К сожалению, о том, что он стал первой жертвой наньяки, догадались не сразу. Вначале решили, что духи предков покарали святотатца, посмевшего нарушить их покой. Лишь через несколько дней, когда наньяка, приходя каждую ночь, уносила с собой по две-три жизни, стало ясно, что духи предков разгневались и ушли…

— И куда же они ушли? — спросил киммериец, заинтересованно внимавший рассказу.

— Кто их знает!.. Места много — и на земле, и в ее глубинах… Возвращаться они не захотели. Видимо, слишком сильна была обида. Не помогли ни молитвы, ни заклинания, ни обильные жертвы… Вот уже пол-луны, как наньяка приходит к ним каждую ночь. Она воет под окнами, стучится в двери и ставни. Все знают, что это нечисть, не человек, но голодный призрак, все знают, что в дом ее пускать нельзя ни в коем случае, но… каждую ночь наньяка уходит с добычей. Она очень хитра и изворотлива. Каждый день соседи хоронят соседей: мужчин, женщин, детей, стариков… В течение половины луны деревня опустела почти на треть.

— Я не совсем понимаю,— перебил собеседника Конан.— Ты говоришь: наньяка уходит с добычей. Но в чем она, эта добыча?.. Она ведь не пожирает тела убитых. Может быть, она пьет их кровь, и тогда это вампир, обыкновенный вампир, которого у вас, в Немедии, просто называют другим именем?..

— Наньяка не вампир,— возразил Михес.— Это было бы слишком просто и слишком хорошо, если бы она оказалась вампиром! Она не пьет крови, ей не нужны тела. Ее добыча — души убитых ею людей. Каким-то образом она ловит душу, покидающую тело, и присваивает ее себе.

— Но зачем?!..

— Об этом тебе лучше спросить у кого-нибудь, кто постарше и помудрее меня! Я ведь могу и соврать, и напутать. Помнится, от кого-то из стариков я слышал, что людские души нужны наньяке, чтобы увеличить собственную силу. У них, у наньяков, есть свой собственный мир, хотя человек никогда не сможет побывать в нем, не сможет даже увидеть его. Как и у людей, в их мире сильные побеждают слабых и становятся властителями, слабые же влачат участь слуг и рабов. Чтобы увеличить свою силу, наньякам приходится то и дело наведываться в мир людей. Они поглощают души своих жертв, они сплавляют их вместе, превращая в одно большое целое, обрекая на вечное бесформенное рабство. Поэтому-то так страшно оказаться их жертвой! Страшнее любой смерти, страшнее сожжения заживо… Впрочем, я уже сказал тебе: я могу и напутать. Может быть, на самом деле все и не так. Может быть, на самом деле все еще страшнее…

— Да уж куда может быть страшнее! — невесело усмехнулся Конан.— Спасибо тебе за рассказ, хоть он оказался не слишком-то веселым. Видимо, придется заказать еще пару кружек пива… Но ты забыл поведать мне сущую малость: можно ли расправиться с наньякой или хотя бы прогнать ее прочь, в тот мир, из которого она выползла?

— За пиво — спасибо, киммериец, оно будет кстати… Расправиться же с наньякой нельзя. Следом за злосчастным золотоискателем Жиббо жертвами ее стали самые отважные и сильные мужчины деревни, попытавшиеся вступить с ней в честную схватку. Никто толком не знает, как убивает наньяка: то ли из глаз ее исходят пронзающие насквозь лучи, то ли от ужасного лика ее разрывается сердце, то ли человек лишается чувств от страха, и она выпивает душу его, словно драгоценное вино из глиняного кувшина… Точно никто не знает, потому что ни один из видевших ее не спасся, чтобы нам это рассказать!.. А прогнать ее прочь могут только духи предков, если они вернутся на свое опозоренное кладбище. Но это вряд ли! Ни молитвами, ни щедрыми жертвами не удается вернуть их назад, не удается загладить причиненную им великую обиду.