Эллен Кашнер - На острие клинка

— Да что тебе от меня надо? — спросил он.

— Т-т-т-ы мне д-д-должен! — наконец, взорвалась она. — М-м-м-ой м-м-мужчина м-м-мертв, а г-г-где я н-н-айду другого?

— Думаю, там же, где и предыдущего.

— А к-к-как же деньги?

Ричард оглядел ее с ног до головы, от накрашенных глаз до ярких чулок, и пожал плечами. Она повернулась к нему плечом и подмигнула.

— Я очень милая и нетребовательная, — пропищала девица. — Я могу на тебя работать.

— Да мы о тебя спотыкаться будем, — с презрительной усмешкой ответил ей Алек, — в темноте тебя и вовсе не разглядеть.

— Иди прочь, — произнес Ричард, — я не сводник.

— Мне плевать, что ты лучший мечник во всем Приречье, — топнула она крошечной ножкой, — Я на тебя Дозору пожалуюсь!

— Ты и близко к Дозору не подойдешь. — Ричарда эта сцена стала утомлять. — Дозорные отправят тебя на каторгу прежде, чем ты успеешь раскрыть рот. — Он повернулся к другу: — Господи, как пить-то хочется. Пошли.

Они едва успели дойти до двери, как их остановила еще одна женщина, обладавшая удивительной красотой: огненно-рыжая шевелюра, изящно наложенный макияж; на плечи наброшен бархатный плащ бордового цвета, который искусно прикрывал поношенную одежду. Женщина коснулась пальцами руки Ричарда, приблизившись к мечнику ближе, чем он это обычно позволял незнакомым людям.

— Великолепный бой, — доверительно, голосом с чарующей хрипотцой, сообщила она. — Я очень рада, что успела застать хотя бы окончание этой схватки.

— Спасибо, — вежливо ответил он. — Приятно слышать столь лестный отзыв.

— Вот и отлично, — произнесла незнакомка. — Ты честно сражался и противника не слишком долго держал на крючке.

— Я научился паре приемов, благодаря которым мне сразу удается узнать, на что способен соперник.

Незнакомка одарила мечника теплой улыбкой:

— Ты не дурак. Год от года ты становишься все искусней. Никто не в силах помешать тебе получить то, что ты хочешь. Я могла бы…

— Извини, — вмешался Алек, вынырнув из бескрайних глубин апатии, — а это кто?

Женщина повернулась к студенту, взмахнув длинными ресницами:

— Меня зовут Джинни Венделл, — ответила она. — А тебя?

— А меня Алек. — Он уставился на кисточки каймы, которой был оторочен ее плащ. — Ну и под каким сводником ты ходишь?

Женщина поджала ярко накрашенные губы, однако момент для суровой отповеди она упустила. Прекрасно это понимая, незнакомка снова повернулась к Ричарду и полной заботы голосом произнесла:

— Бедняжка, ты, должно быть, умираешь с голоду.

Мечник вежливо покачал головой.

— Джинни, Хьюго еще работает? — спросил он.

Женщина привычно сморщила недовольную рожицу и посмотрела Сент-Виру в глаза.

— Хьюго вечно работает. Он так редко бывает дома, что сама не понимаю, как еще от него не ушла. На Всхолмье им восхищаются и порой, мне кажется, слишком сильно.

— А Ричардом никто не восхищается, — растягивая слова, произнес Алек. — Все только и делают, что стараются его убить.

— Хьюго — мечник, — пояснил другу Ричард. — Один из самых лучших. Джинни, когда его увидишь в следующий раз, передай, что он был совершенно прав насчет излюбленного удара Линча. Прошлой ночью эти сведения мне очень помогли.

— Жаль, что я не видела боя.

— Мне тоже жаль. Большинство из присутствующих вообще ничего не понимали в происходящем. Алек, ты ведь, кажется, хотел есть? Ну так пошли. — Энергично работая плечами, Ричард пробрался сквозь толпу и вышел на улицу, туда, где на снегу все еще алели капли крови, упавшие с его меча. Сэм Боннер, спешивший мимо по своим делам, застыл на месте, увидев женщину в бархатном плаще, которую оставили стоять в одиночестве возле дома.

— Джинни, девочка! Как поживает самая красивая попка Приречья?

— Мерзнет! — резко бросила Джинни Венделл. — Мерзнет, тупой пьянчуга!

Лорд Майкл Годвин и представить себе не мог, что когда-нибудь ему, словно герою дешевой комедии, придется спасаться бегством по водосточной трубе, в которую он сейчас вцепился мерзнущими пальцами. По сути дела, мерзли не только пальцы, но и вообще все тело: умница Оливия соображала быстро, времени у них почти не оставалось, поэтому все улики, свидетельствовавшие о визите молодого лорда, а точнее, предметы его туалета, оказались выброшенными в окно, а ему самому было велено отправляться следом. Сейчас Майкла укрывала от холода лишь длинная белая рубаха и, что самое нелепое — бархатная шляпа с пером, украшенная драгоценными камнями, которую он чудом успел сорвать со стойки кровати, когда в дверь спальни постучали в первый раз.

Майкл старался не смотреть вниз. Над его головой в морозной вышине на ясном небе мерцали звезды. Казалось, они озорно подмигивали молодому лорду, смеясь над положением, в котором он оказался. Майкл покрепче вцепился в водосточную трубу особняка, принадлежавшего семейству Россильонов. Если Годвину не изменяла память, прежде труба была увита плющом, однако в соответствии с последними веяниями моды, провозгласившей наступление эры суровой простоты и строгости линий, прошлой осенью от плюща избавились. Чуть выше головы Майкла лучилось теплым золотистым светом окно Оливии. Молодой лорд выдохнул одинокое облачко пара и со всей осторожностью принялся спускаться.

Оказавшись внизу, Майкл, бормоча под нос ругательства, стал собирать раскиданную по промерзшей земле одежду, усилием воли подавляя в себе страстное желание попрыгать с ноги на ногу, чтобы согреться. Ему удалось улизнуть, и он понимал, что должен радоваться такой удаче. Не успев толком натянуть чулки, он сунул ноги в сапоги, комкая мягкую оленью кожу. Руки ходили ходуном, поэтому справиться с многочисленными застежками и подвязками, являвшимися отличительной особенностью вечерних платьев нобилей, оказалось особенно тяжело. «Надо обязательно брать с собой слугу, — раздраженно подумал Майкл, — пусть ждет под окном, держа наготове флягу горячего вина и перчатки!»

В окне Оливии по-прежнему горел свет. Значит. Бертрам пока там, и он, наверняка, пробудет в спальне еще несколько часов. «Господи, благослови Оливию!» — лорду Майклу, наконец, удалось выдавить эту просьбу Всевышнему сквозь стучавшие от холода зубы. Бертрам непременно попытался бы его убить, застигни он Майкла в спальне. Бертрам славился своей ревностью, а Майкл весь сегодняшний вечер водил его за нос. На мгновение у Годвина екнуло сердце, когда он обнаружил, что отсутствует одна из его перчаток с вышитой монограммой. Он тут же представил, какую Бертрам устроит сцену на следующее утро, если увидит запутавшуюся в ветвях ясеня под окном пропажу. «Скажи-ка, ангел мой, что это такое?» — «О Боже, дорогой, должно быть, я ее выбросила, чтобы узнать направление ветра…» Наконец, Майкл отыскал недостающую перчатку, которая неведомо как завалилась к нему в широкий рукав.