Марина Колесова - В плену королевских пристрастий

Когда стало смеркаться, паломники выбрав удобную полянку разожгли костер и перекусив, стали готовиться к ночлегу.

Грегор, привязав пса к дереву неподалеку от костра, бросил ему ломоть хлеба с мясом, но тот даже не посмотрел на них. Он лег, повернув морду в сторону тропинки ведущей к монастырю, и стал напряженно всматриваться в даль. Словно ждал, что сейчас оттуда придет его бывшая хозяйка. И тут действительно она показалась на тропинке. Пес моментально вскочил, натянув веревку, но девочка не подошла к нему. Она несмело приблизилась к сидевшим у костра паломникам и тихо проговорила:

— Добрый вечер. Спаси Вас Господи, люди добрые.

— И тебе того же, — отозвались паломники, — Что хотела-то?

Девочка в упор посмотрела на Грегора: — Отдайте мне, Малыша, пожалуйста.

— Так тебя не пустят с ним в монастырь, — Грегор покачал головой.

— То моя забота. Вы мне собаку отдайте, пожалуйста.

— Как же я отдам его тебе, коли тебе и идти с ним некуда? Это и тебя и пса на голодную смерть обречь. Нет, девочка. Пса я тебе не отдам, и не проси. Возвращайся лучше в монастырь. У костра переночевать с нами можешь и возвращайся. А за пса не волнуйся, ему у меня хорошо будет. Я человек не злой, животных не обижаю, кормить буду вдоволь, так что, другу твоему житье самое лучшее обеспечено будет.

— Он не сможет без меня, он умрет от тоски… Понимаете? Зачем Вам через некоторое время труп собаки?

— Не придумывай, девочка. Собаки от тоски не умирают. Сколько лет живу, а такого не слышал. От тоски и люди не часто умирают, а ты про собаку такое…Все, не спорь. Хочешь с нами переночевать, чтоб не страшно было, переночуй, но пообещай, что завтра с утра в монастырь вернешься.

— Я не вернусь в монастырь. Я не могу бросить Малыша, он погибнет без меня. Он вон даже сейчас у Вас не ест.

— Не голодный, вот и не ест. Проголодается, сметет все.

— Не голодный? — девочка усмехнулась, — Малыш не бывает "не голодный", — она обернулась к псу и ласково проговорила, — Кушай, Малыш, это друзья тебе дали, кушай.

В следующее мгновения хлеб с мясом исчезли в пасти пса, и он уже облизывался.

— Зря ты ему приказала есть. Он понять должен, что останется без тебя и есть должен без твоих команд.

— Не будет он без меня есть…

— Конечно, не будет, если чувствует, что ты рядом, — раздраженно ответил паломник, — Уйди и возвращайся в монастырь, вот тогда через пару дней он позабудет тебя и есть начнет.

— Вы ошибаетесь, — девочка грустно покачала головой, а потом развернулась и, опустив голову, скрылась в надвигающихся сумерках.

Пес дернулся следом, стараясь порвать веревку, но Грегор прикрикнул на него: "А ну лежать!", и пес лег, напряженно вглядываясь в ту сторону, куда ушла девочка.

— Как бы не сбежал он у тебя ночью, — проговорила сидящая рядом с ним паломница Климентина. На черноокую, бойкую жену сапожника, засматривались полсела, и Грегор не был исключением.

— У меня не сбежит, от меня никто не сбегает, — лукаво улыбнулся ей Грегор. После чего встал, снял с себя широкий кожаный ремень, подошел к псу и, затянув ремень у него на шее, крепко привязал его.

Утром проснувшийся Грегор обнаружил, что ремень его перегрызен, а пес сбежал.

— Чертова девчонка, — выругался он, — свела все-таки пса.

— Вернись в монастырь, я думаю, раз отдали они его тебе, то вернут, — повернулась к нему одна из паломниц.

— Девчонка не глупа чтобы сразу с псом в монастырь возвращаться. Она наверняка погуляет с ним пару деньков, а уж потом приведет. Скажет, что вернулся к ней он… Вот ведь незадача: такого пса великолепного упустил, — расстроено проговорил Грегор и присел рассматривая обрывки ремня и веревки, которыми был привязан пес.

К нему подошла Климентина и ласково положила руку на плечо, — Ладно, не горюй о потерянном, может, что другое найдешь, — она лукаво усмехнулась.

Грегор глянул на нее и встретился с ее многообещающим призывным взглядом.

— Зайди как-нибудь ко мне, может, я сумею твоему горю помочь, — тихо проговорила она.

Грегор знал, что во дворе Климентины собаки не жили, и понял, что не о них она завела речь.

В это время к ним подошел еще один паломник, деверь Климентины:

— Ладно, Грегор, что печалиться-то? Легко пришло, легко и отпусти. Не платил же ты за пса-то. Ремень вот только жалко. Он у тебя новый совсем был…

— Да я бы лучше заплатил. Отменный пес. Смотри, как ремень перегрыз: видно, что пару раз рванул зубами и все… Ладно, пошли, действительно, не исправишь ничего оттого, что сетовать будешь.

Они уже собрались уходить, когда на поляне появилась девочка, а рядом с ней шел пес.

— Вот, — девочка подошла к Грегору и протянула обрывок ремня, который все еще охватывал шею пса, — Сбежал он ко мне. Я говорила, что не сможет он с Вами. Может, отдадите его мне? — она просительно заглянула ему в глаза, — Ведь Вы даже удержать его не можете. Отдайте, Христа ради… Пожалуйста, отдайте мне его…

— Нет, не отдам, и не проси больше! И хватить ошиваться рядом с нами. Он чувствует тебя, поэтому и сбежал, — Грегор взял обрывок ремня из рук девочки и сердито посмотрел на нее, — И можешь не надеяться, не сбежит он больше. Я глаз с него не спущу, а дома на цепи сидеть будет. Цепь-то он уж не порвет.

— Может и не порвет, но он погибнет на ней, — печально проговорила девочка.

— Хватит беды на его голову накликивать, лучше помолись о том, чтоб не погиб он, и побыстрее ко мне привык. В любом случае другого хозяина у него не будет. Он уже не твой. Поэтому возвращайся в монастырь и забудь о нем.

Девочка ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула и, понурив голову, ушла. Пес проводил ее тоскливым взглядом.

Деверь Клементины озадаченно посмотрел на Грегора, — Суров ты, Грегор. Девчонка тебе пса вернула, а ты не только не поблагодарил, а даже отчитал ее за это…

— И правильно сделал, — вступила в разговор Клементина, — этим нищим попрошайкам только дай повод, и на шею сядут… Пусть радуется, что Христа ради в монастыре держат, так нет, ей еще собаку подавай… и упертая какая… сказали же, что не отдадут, так нет опять: "Отдайте, Христа ради".

Несмотря на то, что Клементина поддержала его, Грегору стало как-то не по себе. Он понимал, что несправедливо обошелся с девочкой. Так сердито он поговорил с ней, только из-за того, что злился на себя за собственную непредусмотрительность, и за то, что отказывать ей ему было достаточно сложно. Чувствовалось в девочке что-то такое, что Грегор даже словами описать не мог. Словно была в ней какая-то скрытая сила, которую она могла использовать, но не использовала, а лишь по-доброму просила.

Стараясь не показать то, что совестится собственного поведения, Грегор нарочито резко дернул пса: