Марина Колесова - Чародейка. Власть в наследство.

— Иди за мной, — приказала Къяра Ферузу и распахнула другую боковую дверь. Воин послушно двинулся за ней. Къяра прошла по длинному коридору мимо целого ряда дверей и, остановившись напротив одной из них, представила, что она хочет видеть внутри, а потом резко распахнула дверь и вошла. Феруз вошел вслед за ней, и дверь за ним захлопнулась.

Горевшие по стенам светильники освещали большое помещение, полностью соответствовавшее пыточным камерам, которые Къяра видела во дворце своего отца. Обстановка камеры должна была одним своим видом сломить и подавить любого сюда вошедшего. Феруз не оказался исключением, войдя и осмотревшись, он почувствовал страх и обреченность, поняв, что слов на ветер чародейка не бросает, и ему предстоит долгая и мучительная смерть. Он посмотрел на волшебницу.

Къяра, стояла, прислонившись к станку для пыток.

— Ну что? Перепугался? — усмехнулась она. — Сам ко мне подойдешь или силой тебя тащить?

Феруз стиснул зубы и решил, что ни за что не даст повода волшебнице считать себя трусом и постарается умереть достойно, как бы сложно это не было. Он взглянул ей прямо в глаза и шагнул к ней.

— Конечно сам, госпожа.

— На колени!

Феруз послушно опустился на колени, но взора не отвел. Взгляд Къяры был жестким и холодным, а губы по-прежнему кривила недобрая усмешка.

— Догадываешься, что тебя ждет?

— Вы рассказали, госпожа. Даже в деталях…

— И ты не пытаешься этого избежать?

— Я не понимаю о чем Вы, госпожа… После того, как я проиграл бой, я принадлежу Вам. И в Вашей власти делать со мной все, что Вам заблагорассудится, — судорожно сглотнув, Феруз кивнул на стоящие в камере станки и приспособления.

— Это я знаю… Мне интересно у тебя не появилось желание избежать наказания? — произнесла Къяра и, обхватив двумя руками правое плечо воина, крепко сжала.

Феруз хрипло вскрикнул, потом заскрежетал зубами и потупил взгляд, но даже не попытался вырваться. Отпустив правое плечо, Къяра также обхватила руками левое и снова крепко сжала. На этот раз Феруз не проронил ни звука, хотя по напрягшимся мышцам, было видно, что больно ему не меньше, чем в первый раз.

— Так ты не ответил на мой вопрос, — Къяра разжала руки.

— Вы шутите, госпожа… Разве это возможно? — голос воина был хриплым, и он тяжело дышал.

— Почему бы нет… Желание может быть всегда. Другой вопрос есть ли реальные возможности для его осуществления или нет…

— Я ничего не понял, госпожа… Вы говорите загадками, — Феруз вновь поднял глаза, в них читалось искреннее непонимание.

— Подними руки и заведи их за голову! — вместо пояснений приказала Къяра.

В глазах Феруза непонимание сменилось изумлением. Он был удивлен требованием его новой хозяйки и не мог уяснить, что она от него хочет. Последние часы он даже не пытался шевелить руками, так как это вызывало лишь острую боль и не приносило никакого результата.

— Я не люблю повторять дважды, — раздраженно проронила Къяра.

Феруз напряг мышцы, ожидая резкой боли, но к его глубокому изумлению, руки свободно поднялись, и он с легкостью завел их за голову, выполняя приказание Къяры. Волшебница немыслимым образом сумела восстановить его суставы, мышцы, связки и сухожилия, даровав рукам прежнюю свободу движений.

— Замечательно… Надеюсь это был последний раз когда ты так нерасторопно выполнил мое приказание.

— Да, госпожа, — Феруз отвел глаза, он прекратил попытки осмыслить происходящее и решил, что будет тупо, не задумываясь выполнять требования волшебницы, какими бы они не были.

Кяра поняла это, однако ее это не устраивало.

— Ты даже не удивлен?

— Я уже не способен удивляться, госпожа.

— Не хочешь узнать, зачем я это сделала?

— Зачем сделали? Наверное, чтобы удобнее было подвергнуть наказанию… — в голосе воина слышалось безразличие и отрешенность.

— Нет, чтобы у тебя появился шанс…

— О чем Вы, госпожа?

— Феруз, — Къяра кончиками пальцев приподняла подбородок воина, вынуждая запрокинуть голову, и перехватила его взгляд, — мне нужен слуга, преданный и покорный, безропотно сносящий даже несправедливые наказания, и беспрекословно выполняющий все приказания… Если ты такой, то у тебя есть шанс остаться в живых и не быть подвергнутым тем пыткам, о которых я говорила.

— Разве раб может быть другим?

— Ты воин, Феруз… Вполне возможно, что ты предпочтешь смерть, даже мучительную, жизни в рабстве, тем более у женщины.

— Я перестал быть воином, когда проиграл, госпожа. Я уже Ваш раб, я не боюсь смерти, и в Вашей власти казнить меня так, как Вы того пожелаете, но смерть выбирать я не буду… Река Забвения не прощает лишь предательства, пока оно не прощено людьми, и самоубийства.

Къяра знала о верованиях киритов, поэтому слова воина ее не удивили. Кириты верили в жизнь после смерти на берегах реки Забвения. Праведные души река выносила на правый берег, где они получали вечный покой и блаженство, а неправедные души были вынуждены томиться на пустынном левом берегу, томясь, мучаясь и страдая до тех пор, пока на земле не будут искуплены их грехи. Самым большим грехом считалось самоубийство, предательство и ложь. Обманывать можно было лишь магов, да и то в целях самозащиты. Клятвопреступление даже перед магом было несмываемым в водах Забвения грехом, поэтому вынудить принести любого кирита невыполнимую клятву, было практически невозможно.

— Разве ко мне это относится? Я же маг…

— Госпожа, Вы, прежде всего сильный воин, поэтому конунг и воины Вам присягнули.

— Но ты не присягал…

— Я присягал конунгу, и его слова для меня довольно, а он сказал, что я Ваш раб… Рабы не присягают, госпожа.

Къяра задумалась. Стоявший перед ней на коленях могучий воин был простодушен и бесхитростен, как ребенок, и в то же время Къяра знала что кириты — беспощадные воители, свершающие жестокие набеги на прибрежных жителей, и безжалостные нападения на корабли торговцев, обозы и путников. Ей трудно было представить этого богатыря вырезающим целые семьи переселенцев и пытающим пленных торговцев. Хотя она не сомневалась, что делал он это с легкостью. Было понятно, что если подчинить его себе, то более преданного слуги ей не найти. Однако Къяра чувствовала, что любое проявление ее мягкости, жалости или сострадания, даже к нему, воин тут же посчитает признаком ее слабости и будет явно разочарован в своей новой госпоже.

— Мне нравятся твои речи, Феруз, — медленно и распевно произнесла она, и тут же пальцы ее руки с силой схватили воина за подбородок, а голос поменял интонацию — только можно ли им верить?

В глазах воина мелькнуло негодование, но ответить сразу он не смог. Тонкая и на вид хрупкая рука волшебницы, словно тисками сжала его челюсть так, что казалось еще мгновение, и кости рассыплются, не выдержав давления, боль, растекаясь по костям головы, отдавалась в виски и затылок, но он не позволил себе даже двинуться. С трудом двигая языком, он все же проговорил: