Марина Казанцева - Путь в Селембрис

Но в последние годы Татьяна Владимировна всё чаще замечала, что ответы вызывают у неё раздражение. Пройдут за день все пять седьмых классов. Все тараторят без запинки. Ну видно, что учили. Но, хоть бы одно слово своё! Декламируют учебник, как дятлы! И так пять уроков подряд! Одно и то же! Одно и то же! К концу дня она преисполнялась отравы.

— Да ладно вам, Татьяна Владимировна! — убеждала директор. — Вам ли жаловаться? Такая успеваемость! К вам на показательные уроки ходят, как в оперу. А тетради! Просто заглядение! Передовая метода.

И всё-таки что-то грызло. Постепенно педагог Ковалёва поняла, что ученики ненавидят историю. Им нет дела до Куликовской битвы. Им без разницы виги и тори. Абсолютно плевать на Новую историю, как и на Новейшую. Они не желали знать об Октябрьской революции. И уж тем более о французской. Совсем мало вызывали у них интереса Пунические и все прочие войны. Магеллан, Марко Поло, Кромвель, Жанна Д'Арк, Юлий Цезарь, Наполеон Бонапарт, Карл Пятый, Троцкий, Каменев, Зиновьев для них — лишь череда имён, снабжённых двумя датами.

Это дебильное равнодушие просто поражало! Что по-настоящему вызывало у них восторг, так это всякие там Терминаторы, Ликвидаторы, Разрушители. Рэмбо, Роки, судья Дрэдд.

— Наши дети — варвары и готты двадцать первого века. — говорила она на классных собраниях. — Разрушители цивилизации.

Её слушали, и только.

Но, видимо, просто такие настали времена. Это раньше ходили в театры, теперь крутят видаки. Татьяна Владимировна откровенно недолюбливала новые поколения. Её личной защитой и оружием стала язвительность. Только это иногда доставало до нервных окончаний этих троглодитов.

Она обнародовала оценки за рефераты.

— Вот таковы плоды ваших трудов.

Какая-то девочка подняла руку.

— А почему у меня двойка?

Татьяна Владимировна сверилась со списком. Всё правильно, Платонова не сдала работу.

— Я же ещё не училась в этой школе, когда были заданы темы для рефератов. Я ничего не знала.

Это был явный прокол, но педагог Ковалёва не привыкла признавать свою неправоту. Или даже ошибку. Слабость недопустима.

— Ты могла спросить у других. Неделя достаточный срок, чтобы написать хотя бы на тройку.

— О чём спрашивать?! Как я могла знать, о чём спрашивать?

Историчка ощутила гнев. Что за наглость?! Ей — что? — выставляют претензии?!

— Знаешь что, девочка? Вырасти, обзаведись мужем и ходи на него в атаку. А мне тут истерики не устраивай.

Класс засмеялся.

Этого нелепого замечания оказалось достаточно, чтобы недружный в целом класс начал немедленно доставать Платонову идиотскими смешками. В роли претендента на будущего мужа выступал, естественно, Лёнька Косицын. Тут же вспомнили и нетактичное замечание Маргуси о том, что Платонова охорашивается перед ним. Девичья половина класса немедленно обсудила ситуацию и пришла к выводу, что рыжая выступает. После чего ей был объявлен бойкот на неопределённое время. Это дало импульс тому самому творческому потенциалу, в отсутствии которого педагог Ковалёва так несправедливо обвиняла учеников:

Рыжий красного спросил:

— Чем ты голову красил?

— Я не краскою красился,

Я морковью уродился!

— Антонина Андреевна, — спросила историчка немного позже у классного руководителя седьмого "Б", — у Платоновой кто родители?

Антонина достаточно поработала в школе, чтобы понять, о чём идёт речь.

— Ничего особенного, — отвечала она, — простые кабисты. Отнюдь не элита.

Татьяна Владимировна кивнула. Она так и думала.

— Что это? — удивилась Ковалёва. Она уже надела пальто и собиралась уходить.

Под одной из парт валялась маленькая плоская вещица. Татьяна Владимировна подняла её и рассмотрела. Похоже на пудреницу, но почему-то деревянная. Вещица легко открылась, а внутри оказался опалесцирующий порошок. Педагог осторожно понюхала. Не тот ли это наркотик, о котором толковали в учительской? Она опять понюхала. Никакого запаха.

"Отнесу-ка я Антонине Андреевне. Кажется, в её классе что-то не так. Недаром Косицына забирали в милицию."

— Что за реферат поставили? — поинтересовалась мама, когда вернулась поздно вечером домой.

— Три, конечно. — отвечал сын.

Ни разу маме не удавалось получить даже четыре за работы по истории. Безразличие, с которым сын относился к оценкам по этому предмету, её не удивляло.

Управляясь на кухне, она невольно стала вспоминать свои школьные годы. У них был историком Иван Петрович. Зоя застала последний год работы старого учителя в школе. Он порядком переработал стаж, и теперь возраст вынуждал его удалиться на покой. Иван Петрович был невысоким, худеньким и похожим на подростка. Когда он пробирался по коридору среди носящихся кометами учеников, то испуганно сторонился, прижимая слабыми бледными лапками к груди классный журнал.

— Уронят ещё. — опасливо говорил старенький учитель. — Костей потом не соберёшь!

— Тиха-а! — орал тогда кто-нибудь из старшеклассников. — Иван Петрович идёт!

Мелкотня тут же угоманивалась и, вытирая горячие сопли, расступалась и пропускала учителя. Он благодарно кивал и быстренько просачивался в кабинет.

По части дисциплины Иван Петрович был явно слабоват. Он откровенно побаивался вести опрос. Ученики тут же начинали пошумливать. Они даже спорили с ним, доказывая, что ответ был на уровне. Тогда хитрый Иван Петрович открывал дверь в коридор, чтобы услышала русичка Варвара Михайловна. Она неизменно приходила на помощь и рявкала своим зычным голосом прямо из коридора:

— А ну, охламоны! Все сели прямо! Рты на замке! Я всё слышу!

После чего, стуча каблуками, удалялась к себе и оставляла дверь открытой — в случае чего она всё слышит!

Зато объяснение нового материала проходило в обстановке максимального внимания. Стоило историку сказать, что опрос окончен, как все немедленно умолкали и вперивали в маленького учителя ожидающие взоры. Его любимой темой были греческие мифы, Троянская война.

Едва начав рассказывать, Иван Петрович увлекался, входил в роль и зажигал всю аудиторию. Даже самые хулиганистые ребята сидели, разинув рты. Это надо видеть, как он живописал бой Ахилла с Гектором! У всех мурашки бежали по спине, когда старенький учитель принимался кружиться у доски, молодецки размахивая деревянной указкой, как мечом! Он приходил в себя только когда в классе зарождался и валом нарастал боевой славянский клич:

— Ура-а-аааа!!!

Тогда прибегала Варвара и спрашивала:

— Что случилось?

— Ничего не случилось. — смущался развоевавшийся историк. — Это всё греки.

Варвара понимающе умолкала. Все знали, что греки доводят Селезнёва до экстаза. Иван Петрович был потрясающе эрудирован. Но, склероз давно уже подтачивал память, и старенький историк удалился на покой.