Марина Казанцева - Нора под миром

Пока он спал и видел хорошие сны, из отделения вынесли замотанного в кокон Михеева. Он тоже спал и очень крепко, но ничего во сне не видел. Его погрузили в машину, и она мигом ушмыгнула.

Володя сидел в сарае под замком, куда добровольно сам себя определил. Этот непонятный парень, убивший картуша, обещал вернуться. И у Володи не было другой надежды, как только верить в это. Поэтому он не удивился, заслышав шум подъезжающей машины и радостный возглас жены. Она ещё верила в медицину.

— Как дела? — спросил его этот рыжий, имени которого он узнать так и не догадался.

— Держусь. — коротко ответил Володя.

— Держится. — одобрительно заметил молодой доктор, раскладывая на земле свой сундучок. — Большое дело не заливать за воротник.

Дел было много. Не удовлетворившись простым опросом на предмет оцарапания картушем руки, ноги и прочих мест, доктора предприняли тщательный осмотр. Вертели над подозреваемыми какими-то блестящими штучками. Но, кроме двух мечущихся в заколоченных банях людей, больше никого не обнаружили.

Лечение оказалось быстрым. И вскоре доктора объявили, что всё будет хорошо: больные будут жить — бешенство сейчас лечится. Нашли средства.

— Ну вот! — с удовлетворением сказал свояк Михеева жене. — Вот видишь — бешенство! А ты всё: картуши, да картуши!

Та всё равно осталась при своём мнении. Им сдали на руки Михеева и велели давать ему каждый час лекарство. К завтрашнему дню всё пройдёт. А пить пенсионеру больше не разрешается, чтобы не было рецидива. Да и поменьше думать про инопланетян. А то точно тарелка примерещится или щупальца отрастут.

К вечеру в деревнях всё же не включали света и сидели взаперти. Пусть-ка сначала милиция родная картушей перестреляет, а потом уж будем песни петь по улицам.

Дорога была пустынной, как и полагается по ночам. Но эта тишина была необычайной. Всё живое словно разбежалось.

Обочина, и без того обычно пропылённая, в одном месте оказалась прямо лысой. Вокруг неё крепко натоптано собачьими следами. Но имелись и другие следы. Словно что-то волочили. В одном месте даже просыпана мука. И всё это ровно обрывалось чуть дальше вглубь, к лесу. За чертой уже стояла нетронутая трава. И ещё дальше — высокий лес.

Вокруг этого места имелось также множество других следов. Это были человечьи следы. Всевозможная обувь. Тут явно кто-то рыскал и вынюхивал. Вот и теперь неподалеку стояла армейская машина с задраенными наглухо стёклами, даже не смотря на ночную духоту. В машине этой все спали. Спал за рулём водитель. Спал рядом в обнимку с автоматом сержант. В кузове вповалку спали солдаты, тоже вооружённые.

Поэтому никто из них не видел, как над проплешиной мелькнуло тёмное лохматое собачье тело. И тут же раздался придушенный визг. Собака неистово завертелась в траве, выкатилась на дорогу и застыла там, посвёркивая маслянистыми глазами. Одно за другим выскакивали из ниоткуда тёмные тела и тут же с тихим визгом падали, дёргались и затихали.

Когда их набралось двенадцать, то из травы поднялись три фигуры. Они подошли к поверженным зверям и принялись внимательно разглядывать их. Те полаивали и пытались укусить этих нехороших людей. Картушам очень не нравилось то, что происходило. Они переругивались между собой и поминали какую-то Динару.

Трое выпрямились, наконец.

— Преображение! — прошептал один из них. И картуш превратился в человека. Он лежал в пыли, неспокойно глядя на людей. Весь измождённый, со свисающей сухой и серой кожей. И тем не менее не оставлял попыток вырваться из непонятных пут.

— Плохие люди! — заскулил он.

— Неужели их нельзя спасти? — спросил один из троих.

Женщина покачала головой.

— Они давно мертвы. Их держит только магия "Инфернас Олэ".

— Хорошо. — не сдавался молодой. — А души их можно освободить?

— Нет, Лён. Они добыча лимба.

— Давай его съедим. — предложил один картуш другому.

— Давно надо было съесть. — пролаял тот.

Во тьме сверкнула сильная вспышка, раздался мгновенный многоголосый вопль и всё стихло. Зато из травы взлетели три совы и одна за другой бесшумно проскользнули в никуда.

Сержант встрепенулся.

— Панкратов, ты чего слышал? — толкнул он водителя.

— Нет, ничего не слышал — сонно отвечал тот.

Ночь близилась к утру. Бермудский треугольник изливал туманы. И в нём, скрытая от посторонних глаз, разворачивалась сцена.

Старуха стояла над дырой в барьере. Картуши проскочили и вода донесла их визги. Постояв немного, Евдокия поняла, что её слуги не вернутся. Она повернулась и медленно пошла сквозь лунные полосы. Из-за её спины бесшумно выскочили совы. Они все три облетели ведьму кругом, легко трепыхая пышными крылами и развернулись прямо в воздухе.

Ведьма не смела убежать, не могла перенестись. К ней с трёх сторон летели три волшебника, три дивоярца. Сияющее пламя вырывалось из их рук и замыкало треугольник. Сильная женщина с пепельными волосами, развевающимися без ветра. Высокий седой мужчина. И ненавистный подросток, который обхитрил её. Глаза всех троих пылали синим светом.

Они опустились наземь совсем близко от неё. Так близко, что она чувствовала исходящий от них гнев. Смертельная и мощная энергия исходила от всех троих и замыкала ведьму в непреодолимый треугольник. Евдокия почувствовала страшную и чужую силу, которя не трогает её лишь до того момента, пока она не вздумает бежать.

— Книгу. — сказала Брунгильда ровным голосом. И от этого Евдокии впервые в жизни стало страшно.

— Книгу, и мы пощадим его. — голосом, похожим на далёкий громовой раскат, произнёс мужчина.

День был долог. Прежде чем снимать барьер, требовалось освободить людей от морока. Вид бесцельно бродящих по деревне полубезумных людей был страшен. С исчезновением книги мороки ослабели и искусственная гармония в сознании людей нарушилась. Они не могли понять, что с ними происходит, но догадывались о многом.

Димка сидел на ступенях дома, раскачиваясь и держась за голову руками. Ему было отвратительно. Он понял, кто такая была Нинка: болотный морок, давно умершая пьянчужка.

Все отходили от кошмара. Их души требовалось успокоить. А кое-что из памяти просто удалить. Не может человек терпеть такое, особенно если не виноват. Это насилие над душой, над личностью, над человеческим достоинством. И волшебники считали это грязной работой. Нет ничего хуже, чем лишать человека воспоминаний. Даже ради его блага.

Машины выглядели брошенными. О них просто забыли. В некоторых набился мусор и даже угнездились куры. Вдобавок Володя Мазурович с трудом вспомнил, куда подевал все свечи с карбюраторов. Еле отыскал: старики Варюхи уже приспособились играть в них, как в чижик.