Наталия Аникина - Кошка, которая умела плакать

— Мы прыгали с ветки на ветку, едва касаясь их лапами, и охотились на птиц. Они были яркие, словно огоньки среди листвы… Птицы поют, а её больше нет… — прошептала Аниаллу, прерывая поток его радостных мыслей. Анар заглянул ей в глаза — в них была странная смесь грусти и светлой радости от воспоминаний о былом счастье. — Я не могу представить себе, как такое могло произойти… Зачем? — спросила у ласково шепчущего что-то леса девушка. Она опустилась на травяной ковёр подле могучего дерева с узловатым золотистым стволом. Анар присел рядом. Они долго молчали. Над их головами шелестела алая крона, ветер приносил нежные ароматы цветов, молодой травы и листьев. Стояла тишина. Казалось, Анар и Аниаллу совершенно одни в этом волшебном лесу.

Печаль… она не могла длиться долго. Алаи погружались в страдания целиком, без остатка, словно с головой ныряли в морскую пучину, но только на краткое время: как любые кошки, они не любили воды, а уж про то, чтобы долго находиться без воздуха в её холодных объятиях, и говорить нечего… Вот и Аниаллу быстро оправилась от страшной новости, которую сообщила ей Верховная жрица Гвелиарин. Хотя… хотя холодок ужаса прочно угнездился в сердце Алу. Лоэдаарский кинжал… Оружия, страшнее его и измыслить невозможно! Смерть от него даже хуже судьбы Агира. Он разлучает душу с телом, как и любой другой кинжал, но на этом его сходство с обычным оружием и заканчивается. Лоэдаарский кинжал вмешивается в сам Путь существа и, словно чудовищное металлическое перо, делает в Книге Судеб запись о том, что его душе уже никогда не стать единым с телом — ни с тем, из которого её исторгли, и ни с каким другим.

Душа, бессмертная, обречённая на бессмертие, будет скитаться в пустоте, сознавая своё бытие… живая, но лишённая связи с реальным миром, оторванная от него навеки… одинокая…

Аниаллу старалась отмахнуться от этих мыслей. Эталианны больше не было, но была возможность отомстить за неё, и об этой мести должна сейчас думать Алу.

Протяжный низкий звук донесся откуда-то со стороны Садов. Сианай вздохнула и посмотрела на Анара. «Пойдем? — спросил он, поднимаясь и протягивая ей руку. — Нас уже ждут». Она кивнула. Действительно, раздумья раздумьями, но когда тебя ждёт весь Совет Бриаэллара и ещё с десяток высокопоставленных алаев, торопиться так или иначе придётся. Следом за Анаром сианай поднялась из уютной ложбинки между корней, и они быстро зашагали через лес, туда, где таился источник диковинного звука.

Вскоре алаи почувствовали лёгкое касание волшебства — они миновали магическую завесу, отделяющую Сады Аласаис от граничащего с ними леса. Обычно этот незримый барьер был неощутим, но сегодня войти в Сады можно было, лишь имея особое разрешение. Анар и Алу были приглашены и беспрепятственно продолжили свой путь…

В отличие от самих Садов, за исключением некоторых дней в году всегда открытых для посещения, Зал Пробуждения — круглый павильон, что стоял на скальном возвышении среди них в окружении золотых, алых и изумрудных деревьев, — был местом, испокон веков запретным для многих и открытым единицам избранных. Стены и купол этого небольшого круглого зала из резного камня густо оплетали вьюны с тёмными зелёными листьями.

Анар, щурясь, наблюдал, как в просветах между ними сверкали яркие лучи солнца, стоящего в зените. Золотистые пятна света плясали на множестве невысоких каменных постаментов, образующих круг и обращенных своей узкой частью к его центру. С другой стороны каждого, ближе к стене были установлены статуи, но пробивающегося сквозь листву света было недостаточно, чтобы толком разглядеть лица изваяний. Аниал-лу и Анар сидели рядом на одном из каменных лож. Алайка задумчиво водила пальцами по изящной резьбе, украшающей холодный камень.

Остальные алаи, мрачные, ушедшие в себя, сидели на постаментах или стояли рядом с ними. В одежде их не было обычной праздничной яркости. Верховная жрица Гвелиарин, облачённая в длинную чёрную мантию с капюшоном, стояла у центральной плиты. Около неё статуи не было, но Гвелиарин сама казалась изваянием — выпрямившаяся, неподвижная, с застывшим от скорби лицом. Лишь глаза выдавали в ней живое существо. В них светилась холодная, недобрая решимость, словно отблеск стали обнажённого перед боем клинка.

— Это священное для всех нас место, — прорезал торжественную и тяжёлую тишину зычный голос Верховной жрицы. — Здесь тысячи лет назад пробудились первые из алаев. Они, счастливейшие из нас, первыми узрели лик Аласаис. Их глаза видели начальные дни Энхиарга, видели его во всей первозданной чистоте. Мне не довелось быть здесь в те дни — дни великой радости, когда наш народ не знал ни печали, ни забот, — некоторое время Гвелиарин молчала, и только золотые блики солнца плясали на её тёмном лице. Подобно им, на лицах некоторых из алаев мелькнули отблески воспоминаний о тех счастливых днях изначальных времён, о которых только что упомянула жрица.

— Здесь же, — наконец вновь заговорила она, — в знак особого признания и благодарности за их дела возвращали к жизни тех из нас, кто расстался с нею, совершая что-нибудь значительное для всего нашего народа. Так было всегда. Но сегодня с великой скорбью мы сознаём, — Гвелиарин почти перешла на крик, — что впервые не в наших силах вернуть дочь нашего народа в мир живых.

Голос Верховной жрицы отзвучал, и беседку заполнила тишина. Гвелиарин медленно обвела взглядом всех присутствующих: хмурого Когтестраха, взволнованную Аэллу ан Камиан, Алию Аэн ан Элиатан, как всегда, спокойную, Малаура и замершего хищным зверем на одной из плит Селорна, Эйтли, ее отца и женщину в одеянии сианай с опущенным капкшгоном. Были здесь и седовласый маг Тейн, и сын его Фейнлаан, расположившийся на дальнем конце постамента, и несколько других алаев и алаек. А в тени у стены беседки прятался ещё кто-то, но его Анар и Аниаллу разглядеть не успели, так как рядом с Гвелиарин встал Верховный жрец Кеан.

— Мало кто из нас раньше знал Эталианну ан Бриаэллар, — сказал он, — то, чем она занималась, почти не имело отношения к делам Бриаэллара. Да и бывала она здесь не часто. Тал сианай в первую очередь служат интересам Тиалианны. Только сумасбродная выходка, какой казалось её путешествие в Тир-Веинлон, привлекла к ней внимание алаев. Тем, что поспособствовала возвращению наших соплеменников, час назад прибывших в Ал Эменаит, она заслужила благодарность — нашу и богини.

— Но смерть свою, страшную, небывалую смерть, — продолжал Верховный жрец, скользя взглядом по лицам своих слушателей, — она заслужила совсем иным поступком. Мне не ведомо само это деяние, но известно, что оно предотвратило. И я, Кеан из дома ан Темиар, склоняюсь перед тал сианай Эталианной. Где бы и чем бы она ни была, — и Кеан действительно коротко поклонился, отступая от центрального постамента, словно уступая кому-то место. Гвелиарин тоже направилась к ближайшему пустому камню.