Дмитрий Морозов - Гномий Клинок

Девушка не стала рисковать. Самый обычный прыжок вперёд и вверх — и вот уже хвост, набравший разгон и потому не опасный, продолжает своё движение — и так же легко и спокойно продолжает Грея своё, но теперь уже на метр ближе. Люди не смогли бы понять этих движений, настолько быстрыми они были; однако раконцы не были людьми — одобрительный шепот пронёсся по трибунам — и замер в ожидании развязки.

Ящер занервничал ещё больше. Он немного помедлил — и передние лапы оторвались от земли, тело согнулось, образуя классическую боксёрскую стойку; длинная шея изогнулась почти кольцом, что бы иметь пространство для маневра; хвост упёрся в землю, служа дополнительной опорой и пружиной, посылающей тело вперёд.

Грея остановилась, не дойдя двух выпадов копья до настороженного ящера. Внимательно изучив фигуру стоящего перед ней противника, она заговорила на древнем, щёлкающем и шипящем языке всех драконов:

— Кто научил тебя стилю атакующей змеи, ящерица?

Древний динозавр помедлил, внимательно глядя на хрупкую фигуру девушки, стоящей перед ним. Наконец огромная пасть открылась, и оттуда послышалось шипящее:

— Где ты выучила древний язык, мясо? Впрочем, можешь не отвечать — тебя это не спасёт. Я Рхыг, Рхыг великий, я ел подобных тебе тысячи лет, и ты должна гордиться честью закончить свои дни, служа закуской великому Рхыгу…

Грея кивнула головой, отвечая скорее своим мыслям, чем чужим словам:

— Достаточно. Образ твоих мыслей мне понятен, а твоя история не так уж и важна; ты ведёшь себя как животное, мыслишь, как животное; ты занят лишь удовлетворением собственных потребностей; а значит, не имеет никакого значения, умеешь ли ты говорить или нет — ты всё равно умрёшь и больше никого не будут приносить в жертву.

Из гигантской глотки донёсся смех.

— Глупая маленькая самка! Если каким-то чудом тебе удастся убить меня — это ничего не изменит. Пока есть жрецы, есть и жертвы — я лишь инструмент в их руках, не более. Что бы они не приносили в жертву — тела или здоровье своих сограждан, затуманенные наркотиками мозги их детей, они остаются кровавыми языческими жрецами, покупающими собственное благополучие чужой кровью; пока народ терпит их, всегда будут появляться подобные мне — в том или ином обличье. Жрецы редко любят марать свою благородные руки кровью…

Гигантская шея резко вытянулась вперёд, целя туда, где только что стояла тонкая фигурка; огромная пасть приоткрылась и раздвоенный язык высунулся вперёд, словно пробуя жертву на вкус.

Драконесса рухнула ничком, отбросив одно копьё и крепко сжав второе; когда огромная голова оказалась над ней, приостановившись в поисках цели, она резко ударила снизу вверх, соединив зазубренным наконечником обе челюсти ящера словно гигантской булавкой; шея взвилась вверх, мотаясь из стороны в сторону; Грея поднялась на ноги и, легко подхватив второе копьё, подытожила:

— Время разговоров кончилось. Ты больше говорить не можешь, я — не хочу. Пришло время умирать.

Ящер взревел диким буйволом — кровь заливала ему глаза; рана, хоть и не опасная, были болезненной и унизительной; и древняя рептилия сделала то, что и ждала драконесса — она вслепую кинулась вперёд, пытаясь ухватить вёрткого противника.

Ловко отскочив в сторону, Грея наконечником копья вспорола проплывающий мимо бок, пытаясь задеть важные органы. Ящер с удивительной прытью повернулся, не обращая внимания на гигантскую прореху в боку, ударом тяжёлой ноги сломав копьё, как соломинку. Девушка, отбросив бесполезные обломки копья, отскочила назад, оценивая обстановку. Ящер, торопливо обломив торчащее из пасти лезвие, прохрипел:

— Всё! Ты ловка, но у тебя не осталось оружия.

Грея, усмехнувшись, вытащила из рукава волнистый клинок и, подняв вверх в приветственном салюте, кинулась вперёд, взвиваясь в воздух в двойном прыжке. Рхыг, не успев даже презрительно усмехнуться тонкой палочке, которой его собирались напугать, почувствовал, как по его спине пробежали миниатюрные ножки. Он взревел и встал на дыбы, пытаясь сбросить коварного противника, но драконесса уже уверенно сидела в основании шеи, обхватив её ногами, а её клинок легко срезал целые пласты мяса, добираясь до кровеносных артерий.

Ящер торопливо кинулся на спину, пытаясь своей тушей размазать такую опасную и верткую противницу; однако та, сделав изящное сальто, приземлилась на крутом склоне и принялась вытирать тонкий клинок пучком травы, хладнокровно наблюдая, как мечется в агонии внизу древний зверь, избравший своей целью в жизни пожирание беззащитных жертв. Тот ревел, и камни от его крика срывались со склона и падали вниз, щелкая по начинающей тускнеть шкуре. В этом диком крике полуразумного существа сквозь ненависть и ярость всё чаще проступало отчаяние; наконец он поднял голову, глядя подёрнутыми неземной дымкой глазами в сторону спокойно сидящей девушки, прохрипел:

— Ты не человек! Ни один из них не смог бы повторить то, что сделала ты!

Грея улыбнулась — печально и чуть нежно.

— Да, между нами не так уж много отличий. В определённых обстоятельствах мы даже могли бы быть друзьями — однако ты сам, пойдя по пути наименьшего сопротивления, определил свою судьбу. Прощай — и на случай, если ты воскреснешь вновь: никогда не недооценивай людей. Объединившись, они справились бы с тобой так же легко, как и я.

Презрительная улыбка исказила губы ящера, он попытался что-то сказать, но кровь хлынула горлом; древний боец дёрнулся — и начал остывать. Драконесса с сожалением посмотрела на гигантскую тушу своего дальнего сородича и, вздохнув, принялась подниматься наверх к зрителям….

— Вставай! — Тяжёлое древко копья чувствительно двинуло Элана в бок, потревожив начавшие заживать раны и вызвав острую боль; он с трудом поднялся, глядя на вооружённых стражников, возвышающихся над ним — и магов, угрюмо сгрудившихся в углу камеры под направленными на них стрелами;

— Не беспокойтесь. Я вернусь. Пока не знаю как, но я это сделаю. Ну что, служивые, пошли? — Хранитель, раздвинув направленные на него копья, зашагал по коридору. Хотелось шагать гордо и величественно, однако первое же движение отдалось тупой болью по всему телу; пришлось идти, держась за стенку и отдыхая. Однако конвоиры не торопили, угрюмо топчась сзади; во время одного из таких отдыхов один их них, легко коснувшись локтя землянин, спросил равнодушным голосом, тщательно скрывая свою заинтересованность:

— Мы не священнослужители, многого не знаем; правда ли, что ты — один из осколков триединого?

Элан медленно повернулся, глядя на встревоженные лица стражников.

— А зачем вам правда?

— Ну… Это не дело — пытать возможного бога…