Ольга Онойко - Дети немилости

Давным-давно, когда князь Нийяри именовал себя самодержцем, и еще задолго до этого, когда не было на свете никаких князей, племена, кочевавшие в предгорьях, верили, что в Восточном Нийярае есть гора Лаан, обиталище земных богов и врата на высочайшие небеса. Многие искали эту гору, чтобы взобраться на нее и рассказать богам о людских бедах. Иные свидетельствовали, что видели вдалеке ее острый пик. Но возвратившиеся из странствия разводили руками, а сгинувшие в горах – кто знает, уснули они меж пьяных гостей под божьим столом или меж камней под обледенелым обрывом?

...На круглом валуне на гриве лобастой высокой сопки сидел и пел маленький дух. Сотню веков назад он появился на свет возле Истока, долго плутал по миру без цели и смысла, с каждым веком слабея, скрываясь от людских магов, а потом приблудился к дому и нашел хозяина. Теперь хозяин его валялся под сосной на теплой от солнца траве и точно горный козел жевал щавель, слушая, как маленький дух поет «На сопках Экемена» – балладу, которой не исполнилось еще и полутысячи лет.

Солнце припекало. Между сопок вилась, как лента, река. Пахло цветами и сосновой смолой.

– Матерь мира, – пробормотал хозяин, не вынимая изо рта травинки, – как хорошо-то...

Подошел другой человек, встал рядом – так, чтобы не загораживать первому солнечные лучи. Был он, как и первый, высок и статен, облачен в старинный наряд с длинными рукавами. Только глядел второй светлее и строже. Две косы цвета спелой пшеницы лежали на широкой его груди, а глаза были синими, как небо.

Первый глянул на него, задрав подбородок, и улыбнулся. Второй постоял, подумал и тоже улегся на траву – со счастливым вздохом.

Плыли по небу пухлые облака.

Маленький дух замолчал и оглянулся.

Под сосной валялись Каэтан и Лаанга и согласно жевали щавель.

Дух подумал немного и тихонько затянул:

– Вот и все, – сказал Каэтан.

– Ну это ничего, – проворчал Лаанга.

– Началось, – сказал Каэтан. – Кончилось.

– Уже было, – брюзгливо заметил Лаанга. – Ничего не было.

– Мы и не ждали, что получится.

– Но ведь получилось.

– Ты уверен?

– Увидим.

Каэтан улыбнулся.

– Хорошо бы, – проговорил он.

И погрузился в задумчивость. Лаанга лежал мрачный, то и дело косясь на Мага Выси сквозь заросли аптечной ромашки. Ниже по склону рос женьшень, выше – малина. В густых травах хлопотала пестрая птичка, вкладывала лакомые кусочки в разинутые клювы птенцов. Рыжая лиса мелькнула внизу под обрывом. Далеко-далеко заревел тигр.

Каэтан молчал. Маги Начал могли молчать десятилетиями, понимая друг друга с полумысли, и сейчас бесцельно перекидывались словами только потому, что хотели слышать голоса. У Лаанги была Эррет, был выводок мелких духов, которых он спас когда-то от рук беспощадных рескидди, были древние мертвецы, не пожелавшие обновлять память новым рождением. У Мага Выси не было никого: он не хотел связывать своим бессмертием чужие судьбы. Когда-то он, подобно Лаанге, привечал демонов, но все они уже много веков спали, спасаясь от давления невыносимого времени. Один Лаанга еще помнил язык народа, из которого происходил Каэтан, и сам на родном наречии мог побеседовать только с ним.

«Мне пора», – подумал Каэтан.

«Уже поздно», – подумал Лаанга, а вслух сказал:

– Времени полно.

– Хорошо было, – улыбнулся Каэтан, слышавший его мысли.

«Она всегда выигрывает, – подумал Маг Выси в свой черед. – Она играет честно, но выигрывает всегда. Хитри, осторожничай, лги – Она выиграет. Решив, что Ее можно обмануть, мы обманули только себя».

– Хватит ныть, – сварливо сказал Лаанга. – Пойди и дай ему пинка.

– Он-то чем виноват? – засмеялся Каэтан.

– Ты сказал Ей «нет»? – скептически напомнил Лаанга. – Ты сказал Ей «да». И я.

Каэтан вздохнул.

«Надеюсь, – подумал он, – я не проиграл ничего серьезнее жизни».

– Есть ведь еще кое-кто, – сказал Маг Бездны с грустью. – Выстоит!

– Светлая вера, – согласился Каэтан. – Но до нее был айин. Он – выше.

Лаанга длинно, сердито выдохнул и перекатил голову набок. Он долго молчал, потом сказал:

– Ты знаешь.

Каэтан улыбнулся и сел, глядя на друга.

– Ты тоже, – ответил он.

– Скотина, – сказал Лаанга. – Как же.

– Не вздумай, – с усмешкой предупредил Каэтан.

– Не дождешься.

Маг Выси умолк и поднял лицо к солнцу.

Ветер летел над сопками, шумели и клонились деревья. На востоке, за морем, вставала Метеаль, на западе, за степью – Инакаян. Юный Юг неистовствовал за Нийяраем, на севере молчали необъятные просторы Меренгеа.

Хребет Мира – Лациаты, Амм-Лациат вонзается в небо, и все же вратами в мир богов мифы называли другую гору... Амарсен, золотой демон, сказал когда-то, что врата эти всегда близко, но узреть их можно только зрением духа. Когда Арсет в день Подвига обернулась лицом к миру, самые темные души очистились, открылись самые сухие сердца. Даже Маги Начал, всемогущие игрушки Старшей Матери, вновь обрели себя. Они взбунтовались и задумали сыграть против Нее. Но победить невозможно, игра закончилась, у порога стояла очередная война. Лаанга еще надеялся, что лето магии не наступит, – не могло оно наступить, думал он, если Каэтан заплатил жизнью за эту игру.

Каэтан не сожалел о себе. Он сожалел о другом. «Трое держались целые сутки, – думал Маг Выси. – Я один, меня уже почти не осталось. Но то, что осталось, не хочет уйти без толку».

Он помедлил еще немного. Вдохнул сладкого летнего ветра, съел ягоду земляники.

Потом встал и поднял лицо.

– Девочка моя светлая, – сказал Каэтан на языке мертвого племени, глядя в необъятную, осиянную бездну неба. – У тебя ровно одна минута. Мир твой прекрасен. Посмотри на него.

Потом он пропал, а Лаанга остался. Великий маг лежал на припеке и ел щавель. Плакал маленький дух.

Беззащитный, бессмертный, не имевший смысла и цели, сидел дух спиной к господину, страшась обернуться к величайшему на земле горю, и дрожащим голоском допевал длинную, как жизнь, уаррскую балладу, сложенную северной тоской и южной радостью обреченных. Дух плакал и пел: