Дэвид Кек - Пора предательства

Он думал об оставшейся в замке Дорвен. Долго ли она смотрела ему вслед?

Пойманный в силки ритма собственных движений, Дьюранд мерно работал ногами, почти не ощущая ни слепого давления воды, ни тяжести парусящего исподнего. Очень хотелось забраться на утлый плотик, посмотреть, далеко ли он продвинулся — но Дьюранд подавил это желание: тонкие досочки все равно не выдержали бы веса. Казалось, он остался под ночным небом один-одинешенек.

Раздался какой-то плеск.

До земли в любую сторону было не меньше двух лиг, однако по воде, выбивая снопы брызг, что-то стучало: похоже, копыта. Дьюранд сам удивлялся, что еще не утонул, что холод и темнота еще не прикончили его — ведь по рекам шел лед. Изгнанные испокон веков расхаживали по пустошам между кострами людей.

— Небесное Воинство! — ахнул он. Ровные волны обступили его со всех сторон.

Копыта описали несколько кругов, выбивая снопы ярких брызг. А потом раздался текучий гул, как будто какое-то морское чудище тащило на канате военный корабль.

— Небесное Воинство! — повторил Дьюранд и со всей силы забил ногами по воде.

Что-то поднималось из бездны — черная от гнили громада, вся облепленная водорослями. Дьюранд увидел широкий изгиб, точно кормовой поручень затонувшего корабля, но когда вода отхлынула, юноша понял: то были гигантские рога на широченном мохнатом лбу. Исполинская бычья голова вспорола поверхность — и голова эта была больше, чем весь праздничный бык целиком. Молочно-белые шары глаз светились, точно бледные фонари, а из ноздрей извергались струи придонного ила.

Дьюранд вцепился в ненадежный плотик. Внезапно ему вспомнились Фейские ворота.

— Бык Сильве…

— Рык? — прогудело чудовище. Исполинская голова начала подниматься, уносимая к небесам появившимися над озером столь же чудовищной шеей и плечами. За шеей последовала грудь быка и огромный живот. С грубой шкуры потоками струилась вода. Чудовище встало на волнах в полный рост — размером уже с храмовый колокол.

— Рык… дрыг… крик… — громыхало оно. Молочные глаза-лампы горели. — Кет! Государь Сильвемера — вот кто я.

Дьюранд бежал от него, точно дикий зверь от погони, и проскочил между задними ногами озерной твари.

Бык извернулся.

— Не рык… не крик…

Опустив голову, рыцарь упорно плыл вперед, на все лады проклиная и себя, и мироздание. Он твердо решил, что либо спасет Дорвен, герцога и весь Акконель, либо утонет. Тонуть, верно, очень неприятно.

Но даже обезумев от ужаса, человек может плыть не быстрее определенного предела. Дьюранд бил ногами по воде, а великан шагал рядом. Скоро у юноши не осталось сил ни на что, кроме как цепляться за доски. Меч висел у него на спине под неудобным углом.

Чудище придвинулось ближе, обдав зловонным жаром дыхания.

— Не рык. Велик.

— Не бык, — ухитрился выговорить Дьюранд.

Покосившись в сторону морского чудовища, рыцарь обнаружил, что оно повернуло голову, осматривая линию горизонта.

— Кто ты, посмевший незванным явиться в мои владения? Что это значит? Давно я ждал падения береговых святош. Давно они навлекли Небесное Око на мои холодные воды. Ныне мои предательские детки изгнаны огнем из города. Последние сыновья моих врагов заперты в каменной темнице. Древние цепи провисли. Я отмщен. А теперь? — Чудовище нагнулось, качнуло гниющей головой. — Какой-то червяк плюхается с утерянного мной берега, а на шее у него висит меч моего древнего врага. Неужели они решили принести мне жертву?

Он понюхал воздух мягкими ноздрями, а потом покачал головой.

— Давным-давно я был королем, владыкой всех жителей побережья — тучным от крови. — Серый язык, похожий на полоску испражнений, изгибался, будто наслаждаясь вкусом особенно памятного лакомства. — Мне подавали первенцев людей и зверей. Холодные тела — потешить меня во тьме. Теперь народ, предавший меня, корчится под пятой врага.

Гигант возмущенно рыгнул — над озером разлилась вонь, как от тухлого яйца.

— Давно уже насмешки были единственной моей пищей. «Бык» — так называли меня сыновья Аттии, вот и слали мне быков, нашпигованных железными стрелами.

Чудище зажмурило глаза-фонари. С огромной головы текла зловонная жижа.

— Ты носил их бычий талисман. Чую, чую этот мерзостный запах у тебя на шее. Хватит с меня насмешек!

Оно оскалило зубы, похожие на ряд свиных ребер.

— Две тысячи лет я ютился на дне вместе с сомами! Хлебал разбавленную кровь из моряцких сосудов, точно какой-нибудь беззубый старик.

Чудище с силой ударило по воде узловатым кулаком. Плотик закачался.

Если он не доберется до дальнего берега, Дорвен умрет. Все умрут. Поэтому Дьюранд втянул носом воздух и прорычал:

— Пропусти меня!

Водяной бык насмешливо склонил гнилую голову.

— Пропустить?

И сдвинулся с места.

Дьюранд выхватил Меч Правосудия Гандерика — но чудище оказалось быстрее. Стальная хватка сжала щиколотки пловца, потянула вниз. Вода сомкнулась над пальцами вытянутой кверху руки. Рыцарь погружался вниз, все глубже и глубже. Тяжесть черной воды выталкивала воздух из легких.

Еще миг — и он утонет.

В молочно-белом свете глаз озерного демона заплясали серые дюны — поверхность волн снизу. Чудище злобно смотрело на сжатого в кулаке Дьюранда. Огромные глаза пульсировали огнем.

— Что он сказал тебе, бродячий бог?

Дьюранд пытался вырваться. Он помнил встречу со Странником и данные Странником обещания. Это и спасло его от смерти в пучине.

В гнилостном облаке вновь сверкнули зубы. Леденящие огни чудовищных глаз вспыхнули новым светом. Точно полночная молния озарила лес мерзостных видений, рассеянных тут повсюду, — разбухшие трупы, привязанные за лодыжки и запястья. Размякшие мужчины в матросской одежде. Посинелые девушки в раздувающихся сорочках, перевитые черными водорослями. Быки, покачивающиеся на волнах.

А потом хватка ослабла, и Дьюранд вырвался на воздух.

— Ты не моя добыча. Не мне выхватывать тебя из мироздания. Даже сейчас Око направлено на тебя. Силы вверху и внизу наблюдают за тобой.

Впрочем, думаю, недолго тебе торжествовать. — Чудище оскалилось. — Люди жадны. Люди глупы. Люди — коварные дети, сердца их черны. Даже сейчас глупцы ссорятся за Великий Трон на длинных цепях, которыми ваши патриархи сковали королевство. Узы ослабли, и скоро уже я переживу отпрысков моего врага. Две тысячи тяжких зим — позабытый, всеми осмеянный…

Тварь фыркнула.

— Ты болтаешься у меня под носом, но я не укушу. Я не накликаю себе на голову Великие Силы из-за тебя и этого вот клинка. Однако я оставлю тебе кое-что на память — как сам я был оставлен в этих глубинах. Кое-что в твоем черном сердце.

Ваши мудрые женщины еще играют в свои игры насчет перворожденных? Каждому младенцу — пращур из числа Первых пробудившихся — и рок, который настигнет его через столько лет?