Клайв Леннард - Источник судеб

Конан замолчал, наблюдая, как обугливаются дрова в очаге. Воспоминание о свидании с прекрасной Матген было не из приятных. Она вошла в его покой под кисейной накидкой, отнюдь не скрывавшей ее прелестей, приблизилась и сказала просто, словно приглашая прогуляться по саду: «Я хочу возлечь с тобой на этом ложе, Амрун народов Банну. Не станем медлить». По сути, Конан не имел ничего против, тем более что женщины у него давно не было, и все же прямота королевы несколько его покоробила.

— Послушай, — сказал киммериец, — я не слишком разбираюсь в ваших обычаях, но нахожу их довольно странными. Ты замужем за повелителем кровных врагов твоего народа, с которыми, насколько мне известно, фаллийцы воюют испокон веку. У тебя от него сын, который чуть не стал Амруном. И ты приходишь к чужестранцу, еще даже не венчанному на царство, и предлагаешь ему…

— …Предлагаю себя, — закончила королева, — ты не хочешь?

Конан хотел, и они возлегли. Она страстно припала своими устами к его губам в сладостной истоме предвкушения… Их подхватил вихрь, уносящий тела в бездонные глубины страсти, а души — к сияющим высотам наслаждения. Варвар ощутил себя птицей, парящей в поднебесье над лучезарными просторами моря, и уже готов был сложить крылья, чтобы камнем броситься вниз и захлебнуться в слепящих волнах любви, но тело королевы вдруг истаяло в его руках, он понял, что сжимает смятые черные покрывала ложа, и зарычал в бессильной ярости…

Тихий смех раздался у него за спиной и, обернувшись, он увидел Матген, в черном платье, с серебряной диадемой в каштановых волосах.

— А ты умеешь любить, аквилонец, — сказала женщина.

— Проклятая колдунья, — взревел варвар и потянулся к своей одежде, — ты насмехаешься надо мной?!

— Простая предосторожность, — ответила королева, расстегивая застежки своего платья, — откуда мне знать, собирался ты одарить меня наслаждением или воткнуть под сердце свой каменный нож? Не надо его трогать, на сей раз я пришла к тебе сама, без обмана…

Что-то было в ее словах, что заставило варвара позабыть обиду и самозабвенно отдаться любви — на весь остаток ночи и весь следующий день. А когда он уснул, к его изголовью приблизился некто в сером, вытащил из ножен брошенного на стул пояса каменный клинок друида и неслышно удалился.

Дождь хлестал по травяной крыше с прежней силой. Король и его оруженосец подкрепились сушеным мясом и лепешками, и Конан продолжил свой рассказ:

— Наутро я потребовал к себе Да Дерга, пригрозив, что если брегон не явится, прикажу отрубить головы половине придворных, а вторую отправить в Замок Фоморов в качестве закуски для обитавших там монстров. Кримтан явился и принес мне нож Дивиатрикса, сказав, что я обронил его, когда нас с Арэлем тащила восторженная толпа. Я осведомился о судьбе пикта — брегон просил не беспокоиться, торжественно возгласив, что познания юноши потрясли фелидов и они сделали его Скалой Олламов: это высшая степень фаллийского словоблудия, насколько я понял.

«Послушай, Кримтан, — сказал я, — ты ведь знаешь, что произошла ошибка, что настоящий Избранник — Арэль».

«Но камень соединился и вскрикнул под твоей ногой», — возразил он.

«Это случилось потому, что пикт так и не успел обрести полного Имени», — настаивал я.

«Ах вот как…» — только и вымолвил Да Дерг.

Тогда я рассказал ему все: о поляне вяза, кузнеце Гевуле и его чудесном мече, о встрече с железным кораблем фоморов и о своем полете к вершинам Мирового Древа, о сражении в капище Треглава и словах друида… Он слушал молча, а когда я закончил, сказал так:

«Судьба распорядилась тобою, и мы не в силах ничего изменить. Значение светящихся рун не всегда ясно, видимо, фелиды не совсем верно его истолковали: цепь событий оказалась более длинной и запутанной, чем они ожидали. Но результат всех устраивает: Камень Делений соединился, принеся мир на нашу землю, а народы Богини Банну обрели своего Амруна».

«Но я не хочу быть вашим Амруном, — вскричал я в сердцах, — мне не по душе Инис Фалль, где все зыбко и расплывчато, как в предутреннем сне. Я не смогу жить среди народа, девушки которого способны одним взглядом повергнуть в трепет закоренелого бандита, а женщины посылают на ложе любви своих бесплотных двойников. Вы перешли грань, отделяющую магию от обычной жизни, а это не угодно богам!»

«Кто знает, что угодно, а что не угодно небожителям, — отвечал он спокойно, — в одном ты прав: всякий видит наш остров несколько по-иному, чем остальные, здесь все пронизано волшбой, а без нее Инис Фалль просто исчезнет, растворившись среди морских волн. Согласен, тебе не место среди нас. Но ты не можешь уйти, не обретя исцеления, а для этого, как сказал друид, нужно разыскать Источник Судеб и выудить из него Подлинное Имя Арэля».

«Уверен, ты знаешь, где найти источник», — сказал я.

«Знаю, — просто отвечал Да Дерг, — он в Железном Замке, откуда живым не выходил еще ни один из смертных. Но ты, все же, лоннансклех, воин, неудержимый в сражении, и можешь попытаться…»

«Тем более, что у меня есть это», — я кивнул на шлем, щит и копье, подаренные феями.

«А, — сказал брегон равнодушно, — это всего лишь подделки, символы власти Амруна, но не сама власть. У тебя есть стреляющие жезлы, взятые на корабле фоморов, они послужат неплохим оружием на первых этажах замка… Если, конечно, ты до них доберешься. Потом тебе потребуется пройти семь уровней, поднимаясь все выше, и, достигнув верхнего, сразиться с королем фоморов…»

«С Элкмаром?» — спросил я.

«С его эмайном, двойником, хотя он и не похож на супруга Матген внешне».

Я не понял его слов и сказал: «Вырежу ему печень, на кого бы он там ни походил, будь он о двух ногах или одной, доберусь до него, даже если мне придется сразиться с целым войском…»

«Придется, — откликнулся Да Дерг, — короли уже собирают армии, чтобы сообща идти на Элкмара, который затворился в своем городе Эхнатоне на берегу пролива».

Я не стал спрашивать, что думает по этому поводу королева Матген. Надеюсь, она не слишком любила своего мужа, потому что я убил его.

— Ты одолел чудовищ под стенами Эхнатона? — прошептал юный Альфред.

— Если подразумеваешь тех, которых мы видели на железном корабле, — нет, хотя среди воинов Элкмара было немало уродов. Но никаких рыжих обезьян, безголовых демонов и летающих шаров. Хоть враги и называли себя фоморами, но были они двуноги и падали под ударами, как скошенная трава. Сталь ударялась о сталь, и сражающиеся с громким кличем разили друг друга. Как сказал бы Скала Олламов: «Была там великая битва и великое погребение, позор сходился бок о бок с отвагой, гневом и бешенством, потоками лилась кровь по белым телам воинов…» Могу свидетельствовать, что шум, действительно, стоял страшный, фоморы, фаллийцы и многочисленные наемники вопили так, что слышно было в Нижнем Мире, треск ломаемых копий и щитов, удары костяных рукоятей, звон клинков и свист стрел заставили, думаю, самого Мардука пуститься в пляс от радости. Хорошая, словом, была драка. Из зингарцев уцелели семь человек, включая желтозубого Бандероса. Все они получили достойную награду. А фаллийские короли получили Эхнатон, который тут же принялись жечь, ибо град сей был осквернен нечестивцами, вступившими в сношения с демонами из Железного Замка. Кстати, многие из нечестивцев еще недавно выпивали и закусывали в Медовом Покое королевы Матген.