Крис Уэйнрайт - Кольцо власти

Гунхильда, облокотившись о плечо мужа и заглядывая ему в глаза, томно произнесла:

— А стоит ли возвращать девочку сюда, в нашу глушь? Может быть, ей понравилось в монастыре и она захочет остаться там подольше?

— Ну нет! — возразил Бьергюльф, выхватывая из груды окороков тот, что показался ему самым сочным. — Пусть возвращается, хватит с нее учености. Женщине это вовсе ни к чему, верно? Выдадим замуж за кого-нибудь поприличней, желающие, слава богам, найдутся. Вот, например, наш сосед Хольгер из Ормхагена, чем не жених? — захохотал он, прижимая к себе Гунхильду.

Видимо, мытье в парной и последовавшие за ним развлечения разбудили в нем волчий аппетит, и герцог громко зачавкал, перегрызая хрящи. Амальрик, покосившись на хозяина, склонился к сидящему слева от него Ивару и тихо заговорил с ним. Лицо молодого человека приняло удивленное выражение, затем на нем появилась радость, и когда барон закончил свою речь, Ивар чуть не подпрыгнул на месте от восторга.

— Бьергюльф, — обратился барон к хозяину, — не отпустишь ли ты со мной в столицу этого юношу? В королевском дворце есть несколько достойных вакансий, и я думаю, что такой способный и учтивый молодой человек может пригодиться на службе при дворе.

— В Бельверус? — переспросил герцог. — К этим разряженным обезьянам? — Он расхохотался. — Впрочем, решать Гутторму, — Бьергюльф обернулся к управляющему, сидящему справа от Эрленда, — ведь Ивар все-таки его сын. Что ты об этом думаешь, старик?

Гутторм от неожиданности поперхнулся пивом и не сразу смог ответить герцогу. Прокашлявшись, он отыскал взглядом сына:

— А ты сам-то этого хочешь?

— Отец! — чуть не закричал Ивар. — Как ты можешь еще спрашивать?

— Ну ладно, я не имею ничего против, — кивнул головой управляющий.

Собственно говоря, сын был прав, от таких предложений может отказаться только дурак, а таковым Гутторм себя отнюдь не считал.

— Спасибо тебе, месьор! — Он, привстав, поклонился барону. — Ты очень добрый человек. Милости, которыми ты осыпаешь нашу семью, поистине беспредельны.

— Пустяки! — отмахнулся Амальрик, пригубливая терпкое вино. — От хороших родителей — хорошие дети, — вернул он комплимент управляющему. — Твой сын наверняка сделает неплохую карьеру в столице.

— Подожди! — спохватился Бьергюльф. — А кто же поедет в Аквилонию за твоей дочерью?

Он обернулся он к герцогине:

— Я хотел послать туда Ивара с десятком воинов.

— Но, господин, — вмешался Гутторм, — воины нужнее здесь. Пора собирать подати с крестьян, а я не могу без сопровождения ехать в деревни.

— Хм! — в очередной раз рыгнул герцог. Потом схватил кружку и залпом осушил ее. — Ладно, придумаем что-нибудь, не пожар!

Он опять расхохотался.

— Месьор, — повернулся к хозяину замка Эрленд, — за наследницей могу съездить я. Если нельзя послать твоих солдат, возьму с собой пяток наемников. На днях я был в замке Ормхаген и там встретил одного своего знакомого. Он сейчас без дела и мог бы сопровождать меня со своими людьми.

— Кто такой? — повернулся к Эрленду герцог. — Я его знаю?

— Достаточно известный человек, — ответил Эрленд. — Может быть, ты и слышал о нем. Его зовут Конан, родом он из Киммерии.

— Конан?! — воскликнул Амальрик. — Такой высокий, черноволосый, с синими глазами?

— Он самый, — подтвердил Эрленд. — Так ты, барон, тоже слышал о киммерийце?

Слышал ли Амальрик об этом варваре? Если барон и относился к кому-нибудь с чувством, похожим на уважение, то Конана можно было назвать первым среди этих немногих избранных. Когда-то, около десяти лет назад, варвар служил под его началом в Хорайе, и Амальрик с тех пор не встречал воина, который был бы ровней ему самому. В глубине души барона таился даже некий страх перед этим человеком. Амальрик никогда бы в этом не признался, но он завидовал и боялся, ибо киммериец, скорее всего, превосходил барона не столько в воинском искусстве, сколько в чем-то другом, неуловимом, чему и названия придумать было трудно.

— Слышал, — ответил Амальрик, справившись с удивлением, вызванным неожиданным упоминанием о варваре. — Найми его. С ним ты будешь в безопасности, как за каменной стеной.

— Ну и хорошо! — смачно жуя, подвел итог разговору герцог. — Давай погромче! Что застыли, словно дохлые курицы? — крикнул он музыкантам.

Цимбалы и флейты зазвучали громче, выводя разухабистую мелодию.

— Так-то лучше, Сетово отродье! — хохотнул Бьергюльф, размахивая обглоданной костью в такт всхлипам струн. — Давай, наяривай!

Ужин закончился весьма поздно, и барон, позволяя слуге переодевать себя на ночь, проклинал в душе и жизнелюбивого герцога, и его привычку к длительным застольям. Сам, конечно, будет храпеть до полудня, привалившись к своей грудастой жене, а ему, Амальрику, с раннего утра придется делом заниматься!

Барон Амальрик отворил скрипучую дверь и, пригнувшись, вошел в небольшую келью, где за столом сидел человек, углубившийся в страницы огромного, переплетенного в кожу фолианта. Услышав звук открываемой двери, он поднял голову и взглянул на вошедшего.

— Приветствую тебя, мой господин, — сказал человек негромким ровным голосом, вставая из-за стола. Это был Ораст Магдебский, верный пес барона, чернокнижник и маг, которого Амальрик в свое время спас от сожжения на костре. Ораст начинал свою деятельность как служитель Огненноликого Митры. Мальчиком его отдали в митрианский монастырь, в одной из северных провинций Немедии, где он провел десять лет, преуспев в теологии и совершении обрядов в честь Подателя Жизни. Потом его послали в Бельверус, в столичный храм Солнцеликого. Юноша из отдаленного сельского монастыря был поражен нравами, царящими в столице. Он увидел, как многие монахи и служители Митры лишь внешне исполняют культ, а на деле совсем не следуют заветам ученых митрианцев, бичующих светскую жизнь. Ведший до этого затворническую жизнь в монастырских кельях? Ораст привык верить всему тому, что написано в святых книгах, и чему учили наставники. Ему трудно было даже представить другой мир, полный людей, далеко не снедаемых жаждой познания и желанием служить Огненноликому, а мечтающих о том, как добыть лишнюю монету да скоротать вечерок за кружкой вина.

Наивность и доверчивость юноши сослужили недобрую службу и дорого стоили Орасту: недовольные рвением послушника, жившие рядом с ним монахи подстроили так, что он был уличен в якобы совершенном им винопитии и блудодействе. Молодому человеку не удалось доказать свою непричастность к этим проступкам. Его секли кнутом, после чего юношу отправили раскаиваться в смирении и строгости в Храм Блаженных в Магдебурхе. Это был конец верного служителя Подателя Жизни и рождение совершенно иного человека—в душе Ораста поселились ненависть и жажда мести. Он желал лютой смерти всем тем, кто заставил его испытать разочарование в светлой мечте, кто отдал на поругание его чистоту и святость. Ему стало наплевать на Светлоликого, и он молился лишь для виду. Нутро юноши разъедала жажда обретения силы, что позволила бы ему отомстить своим врагам, к которым он причислял иногда весь род человеческий. Тайком он занялся чтением в храмовой библиотеке запрещенных трудов отступников культа Огненноликого Митры. Со временем стал понимать кое-что в запретном и молиться своему новому богу Нергалу, мечтая покинуть ненавистную Немедию и обучиться в Стигии таинствам жрецов Черного Круга. Но на виду у настоятелей и мирян он продолжал вести жизнь раскаявшегося грешника, неистово молился Митре и усердно выполнял правила храмовой общины. Когда по приказу короля Гариана гвардейцы Золотого Леопарда по всей Немедии возглавили поход жрецов Митры против чернокнижников, он проявил все свои недюжинные способности, волю и умение. Ораст Магдебский был грозой всех отступников Огненноликого, страхом для чернокнижников и злодеев. Немало костров было зажжено этим худощавым, аскетичного вида юношей с пронзительным взглядом черных глаз. Своим рвением бывший послушник возвысился до поста помощника тайного судьи, и один росчерк его пера мог отправить в очистительный огонь десятки людей.