Лайон де Камп - Подземелье смерти (=Конан и Бог-Паук)

Да, решил Конан, это единственное объяснение. Чародей был не настолько силен, чтобы убить Конана посредством только лишь волшебства, однако он сумел, как викарий, навести морок. Для убийства были использованы лук и стрелы, а чары — только как прикрытие, благодаря которому лучник остался незамеченным.

Конан вернулся в Йезуд в ярости: конь потерян, а враг ушел неотмщенным. Но гнев киммерийца значительно ослаб, когда он увидел Рудабе.

Рудабе не выглядела счастливой.

— Выйдем в сад, Ниал, — сказала она взволнованно. — У меня есть новости.

— Да? — оживился Конан, идя за ней по тропке меж грядок с капустой.

— Ты знаешь викария Харпагуса? Ему стало известно, что я была с тобой в Кшесроне.

— Как он узнал?

— Он вызвал меня и заявил, что некая женщина — имени он не назвал — сообщила ему об этом.

— Клянусь Сэтом! — прорычал Конан. — Уверен, что это шлюха из таверны, Мандана.

— Зачем бы ей это понадобилось? Я ничего плохого ей не сделала!

— Из ревности, моя девочка, разве ты не знаешь женщин? И каковы же намерения Харпагуса?

— Ему хотелось бы получить от меня то, в чем я отказала тебе. В противном случае он угрожает донести господину Феридуну.

Голос Конана стал подобен рычанию леопарда:

— Еще одно свидетельство против этого пса! Если это не он подослал убийцу сегодня на дороге, считай меня стигийцем.

— Что случилось? Тебя пытались убить?

Конан вкратце рассказал Рудабе о своем приключении по дороге из Каршоя.

— Какая жалость, что убили коня! — воскликнула Рудабе. — Но зато ты невредим, а это куда важней.

— Не беспокойся. Расскажи лучше, как может отомстить тебе Харпагус, если ты не уступишь?

— Отдаст на съедение богу-пауку, — мрачно сказала Рудабе. Лицо ее было бледно даже в лучах заходящего солнца. — Или велит высечь кнутом и переведет в младшие прислуги. Что меня ждет? Я могу уступить Харпагусу, но, даже если обойдется без последствий, стану так или иначе кормом для Заца; могу отказать похотливому викарию, пригрозив пожаловаться Феридуну. Я могу и заблаговременно пойти к Верховному Жрецу. Но викарий обличит меня, и его слово перевесит.

— Ты не учла четвертую возможность: бежать со мной, — проворчал Конан.

Рудабе покачала головой:

— Мы уже об этом говорили. Я бы, наверное, предпочла быть убитой Зацем, чем вести такую жизнь, как ты обрисовал. Но ты, наверное, разделишь мою участь: если Феридун узнает, что ты обесчестил девушку, служащую в храме, тебе несдобровать.

— Развратники! — фыркнул Конан. — Все они развратники. Ваши жрецы, как и прочие правители, не желают подчиняться тем законам, которые они предписывают другим.

— Когда правил предшественник Феридуна, ненасытный сластолюбец, никто и не думал о законах, но Феридун настолько нравственно чист, что его оскорбляет, когда другие позволяют себе наслаждаться жизнью. Да, насчет Харпагуса, — ты уже решил, как поступить?

Девушка имела в виду, решил ли Конан стать ее скромным, не жаждущим приключений мужем. Конан сжал кулаки и заскрежетал зубами от противоположных чувств, терзающих его. И вдруг ему пришло в голову, что есть еще одно решение, которое спасло бы их от роковой развязки.

— Ты слышала что-нибудь о Порошке Забвения? — спросил он у девушки.

— Нет. А что это такое?

— Это волшебное средство, меня снабдила им одна знакомая колдунья. Брось щепотку в лицо врага, сказала она, и враг позабудет все о тебе, как если бы никогда тебя не знал. Если ты зайдешь ко мне, я… — Конан умолк, так как Рудабе протестующе взглянула на него. — Да, да, понимаю. Нельзя, чтобы нас видели вместе. Подожди меня здесь.

Вскоре Конан вернулся с волшебным порошком, который дала ему Нисса. Передавая его Рудабе, Конан вздохнул:

— Я и вправду люблю тебя, девочка. Я покажу тебе такую любовь, какая местным чурбанам и во сне не снилась!

— А когда ты умчишься от меня навстречу новой любви и новым безумным приключениям, оставив с младенцем на руках, — что тогда я буду делать?

Конан возмущенно фыркнул:

— Вам, госпожа, следует вести диспуты с философами во внутреннем дворике храма! Уверен, вы бы посрамили их.

— У тебя ум острее, чем ты полагаешь, но не хватает навыка.

— Я умею рубить мечом, стрелять из лука и скакать на боевом коне, искусству словопрений меня не обучали.

— Это дело поправимое. Дариус, младший жрец, ведет занятия с детьми, он мог бы и тебя научить.

— Клянусь Кромом! — рявкнул Конан. — Ты, девчонка, пытаешься взять надо мной верх? Как бы не так!

Когда им надоело спорить, Конан проводил Рудабе до храмовых дверей. Убедившись, что ночные улицы пустынны, Конан схватил девушку, прижал к себе и покрыл ее лицо горячими поцелуями.

— Поедем со мной! — бормотал он голосом, охрипшим от страсти.

Высвободившись из объятий, Рудабе мягко сказала:

— Я допускаю, Ниал, что смогла бы любить тебя, — но только в том случае, если ты позволил бы мне «взять над тобою верх». Это значит отказаться от странствий и обосноваться в Йезуде в качестве примерного мужа и хозяина дома.

— С другой женщиной о таком и помыслить было бы смешно, — проворчал Конан. — Но что касается тебя — я подумаю.

На следующее утро Конан отпустил Лара из кузницы и принялся за новое изделие, которое ему не хотелось показывать подмастерью. К полудню футовый крюк, загибающийся внизу тремя концами, был готов. Он как раз привязывал его к купленной в деревне веревке, продев ее в ушко на верхнем конце, когда взволнованный голос позвал его:

— Ниал!

В дверях кузницы стояла девушка. Конан узнал Рудабе, несмотря на то что она была в накидке с капюшоном. Конан отложил работу и вышел наружу.

— Заходи, — сказал он. — Нам нельзя говорить тут, где каждый нас может увидеть. И не опасайся за свою проклятую девственность.

Оба вошли в кузницу, Конан плотно прикрыл дверь.

— Что случилось?

— В храме такой переполох, что, думаю, меня не скоро хватятся.

— Вот как, а что случилось?

— Твой порошок подействовал — да еще как! Харпагус заглянул сегодня ко мне в спальню и вновь принялся угрожать мне, не скупясь на льстивые уговоры. Едва он коснулся меня своими похотливыми руками, я открыла коробочку и вытряхнула на него весь порошок.

— Одной щепотки было бы достаточно.

Девушка пожала плечами:

— Не сомневаюсь, но я так волновалась, что не могла отмерять с точностью. Харпагус расчихался, раскашлялся, стал утирать слезы. Придя в себя, он уставился на меня невинными, как у ребенка, глазами! Спросил, кто я такая и где он находится. Вот пустая коробочка.

— Кром! Похоже, порошок начисто отшиб ему память! А что было дальше?

— Я вытолкала его из комнаты, и он ушел, бормоча что-то невнятное. Потом мне сказали, что жрецы нашли его в таком состоянии и отвели к Верховному Жрецу, который при помощи магии пытался восстановить память викария, но безуспешно! Я так тебе благодарна, Ниал…