Стивен Эриксон - Память льда

Если Рейк узнает, что ты нашел путь внутрь Драгнипура и освободил сраженных им Гончих… смертный, он может тебя убить.

Может. У него уже были возможности это сделать, и на достаточном основании. И все же он остановил свою руку. Похоже ты понимаешь Лорда Отродья Луны не так хорошо, как думаешь. В Аномандере Рейке нет ничего предсказуемого. Наверное, это тебя и пугает.

Не следуй этим курсом.

Я сделаю все, Ночная Стужа, чтобы оборвать твои нити. Мы, смертные, в твоих глазах слабы. И ты используешь нашу слабость для манипуляций.

Происходящая борьба гораздо шире — и опаснее — чем ты вообразил.

Объясни. Все. Покажи эту твою великую угрозу.

Мы не можем. Чтобы сохранить твой разум, Ганоэс Паран.

Заботливая сучка.

Он почувствовал, как разгорелся ее гнев. — Ты сказал, что мы используем вас только путем причинения боли. На это у нас один ответ: видимость обманчива.

Держать нас в неведении — вот ваше понимание доброты?

Грубо сказано, но по сути ты прав, Ганоэс Паран.

Владыка Фатида не может быть невежественным. Если я соглашусь принять эту роль и ее ответственность — какова бы она ни была, Худ дери, если я знаю это — я должен узнать все. Все.

Со временем…

Он фыркнул.

Я говорю, со временем. Разреши нам эту малость милосердия, смертный. Происходящая борьба подобна военной компании — создание войск, локальные стычки. Тем не менее поле битвы — ни что иное, как само Сущее. Малые победы — только взносы во всемирную войну, которую мы вынуждены начать…

Кто это 'мы'?

Еще живые Старшие Боги… и другие, не столь отчетливо сознающие свои роли.

К'рул? Тот, что ответственен за возрождение Порван-Парус?

Да. Мой брат.

Твой брат. Но не тот, что выковал Драгнипур.

Не он. В настоящий момент Драконус может действовать лишь непрямым путем, потому что скован внутри того меча, который сам создал. Сраженный своим же мечом, рукой Аномандера Рейка.

Паран почуял холодную сталь подозрения, проникающую в его разум. Непрямым путем, говоришь…

Случайность, Ганоэс Паран. Неожиданность. Прибытие в меч не скованной души. Обмен парой слов, имевший гораздо большее значение, чем тебе показалось. Как и прорыв в Садок Тьмы через барьер погубленных душ, пусть и на краткий миг. Но достаточный…

Погоди. Паран должен был подумать, быстро и твердо. Когда он был внутри Драгнипура, брел рядом со скованными, влекущими свое невообразимое бремя душами, он говорил с одним из заключенных. О Бездна, это был Драконус. Но он не мог вспомнить ни слова из их разговора.

Цепи ведут в Садок Тьмы, в узел в скрипучем фургоне. Итак, все эти души держит Тьма, крепко держит.

Я должен вернуться. В меч. Я должен спросить…

Джен'исанд Рул. Да, Драконус, тот, с кем ты говорил в Драгнипуре — мой брат — использовал тебя, Ганоэс Паран. Эта истина для тебя слишком груба? За пределами понимания? Как и все в том мече, мой брат предстоит… вечности. Он ищет способ побороть проклятие, но он не подозревал, что понадобится так много времени. Он изменился, смертный. Его легендарная жестокость… притупилась. А мудрость возросла в тысячи раз. Тем более он нам нужен.

Ты хочешь, чтобы я освободил Драконуса из меча.

Да.

Чтобы он пошел к Аномандеру Рейку требовать назад им выкованное оружие. Ночная Стужа, мне Рейк нравится больше Драконуса…

Такой битве не быть, Ганоэс Паран.

Почему это?

Чтобы освободить Драконуса, нужно разрушить меч.

Теперь холодная сталь повернулась у него между ребер. Это может освободить… все иное. Всех их. Извини, женщина, я не стану…

Если и есть способ предотвратить освобождение безумных, злокозненных духов — чье число больше легиона, слишком ужасающее, чтобы подсчитывать — лишь один может знать его.

Сам Драконус.

Да. Думай над этим, Ганоэс Паран. Не спеши — время еще есть.

Рад слышать.

Мы не так жестоки, как ты думаешь.

Жажда мщения не затемнила твое сердце, Ночная Стужа? Извини мой скептицизм.

О, я ищу мести, смертный, но не против участвовавших в измене малых фигур, ибо эта измена была предсказана. Древнее проклятие. Единственная цель мщения — тот, кто изрек проклятие.

Меня удивляет, что он или она все еще здесь.

В ее словах послышалась холодная усмешка. — Таково наше проклятие над ним.

Я начинаю думать, что вы заслужили друг друга.

После паузы она произнесла: — Может быть и так, Ганоэс Паран.

Что ты сделала с Порван-Парус?

Ничего. Ее сознание присутствует.

Я льстил себе, думая обратное. Черт дери, Паран, ты все еще дурак.

Мы не повредим ей, смертный. Даже если бы могли. В ней есть достоинство. Цельность. Редкие качества в столь могучей душе. Поэтому мы верим…

Парана заставило очнуться касание латной рукавицы. Он заморгал, огляделся. Крыша. Я вернулся.

— Капитан?

Он встретил внимательный взгляд Колотуна. — Что?

— Извините, сэр, мы вас потеряли… на миг.

Он скривился, пожелал было отвергнуть эти 'обвинения', но не смог. — Как долго?

— Дюжина ударов сердца, сэр.

— И все? Хорошо. Надо выдвигаться. К Треллу.

— Командир?

Теперь я между ними и нами, Колотун. Но в этом больше, чем ты можешь вообразить. Проклятие, хотел бы я объяснить. Не звуча при этом самодовольным ублюдком. Не отвечая на вопрос целителя, он обернулся к Ходунку. — Вождь. Трелл призывает.

— Да, капитан.

Сжигатели, все как один, избегали его взгляда. Паран удивлялся, почему бы это. Что он упустил. Мысленно пожав плечами, он пошел к Грантлу. — Вы идете с нами, — сказал он.

— Знаю.

Да, ты можешь. И давайте закончим дело.

Башня дворцы вздымалась, словно копье, обернутое знаменами призрачного дыма. Темный камень впитывал и делал тусклым омывающий его солнечный свет. Триста тридцать три ступени винтовой лестницы выводили на открытую платформу под остроконечной крышей, чьи медные лепестки не тронула патина. Между колоннами, держащими крышу и гладко-каменную платформу, завывал ветер, но они не колебались.

Итковиан смотрел на восток. Ветр бил его в лицо. Он чувствовал, будто в теле не осталось крови, и все же оно пылало жаром под рваной кольчугой. У плоти и костей есть пределы. Защита мертвого принца в его Главном Зале была жестокой и безыскусной. Холлы и коридоры превратились в бойню. Запах трупов стал словно новым слоем его кожи — даже ветер не мог прогнать его.

Битвы на побережье и у причалов обернулись плохо для врага. Об этом доносили немногие уцелевшие разведчики. Бетруллиды отступали на север, где, как прекрасно знал Надежный Щит, их лошади завязнут в соленых топях. Преследователи — Баргасты быстро закончат свое дело.

Лагерь осаждающих был разорен, словно по нему пронесся смерч. Несколько сот Баргастов — старух, стариков и детей — бродили по месту побоища, споря за добычу с крикливыми чайками.