Стивен Эриксон - Память льда

А теперь свою неизбежность проявляли кланы Белолицых Баргастов. Что принес Паннион, оборачивалось на него. Все мы принесли в мир безумие, и теперь нам придется оттаскивать себя от этой Бездны, сходить со спирали падения. Их страха нужно сделать гнев, а из гнева — сочувствие.

Едва отряд вошел в забитую улочку на краю квартала Дарудж, из устья другой улицы выскочили два десятка Баргастов. В руках кровавые мечи — крюки, выкрашенные белым лица замараны. Передний ухмыльнулся Надежному Щиту.

— Защитники! — пролаял он на плохом капанском. — Как вам дар освобождения?

Итковиан проигнорировал вопрос. — Ваш род в Трелле, сир. Даже сейчас я вижу угасающее защитное сияние.

— Мы увидим кости своих богов, о да, — кивнул воин. Его маленькие темные глаза осматривали Серых. — Ты ведешь племя женщин.

— Женщин Капустана, — сказал Итковиан. — Самый упорный материал города, хотя только мы смогли определить это. Теперь они Серые Мечи, сир, и они придают нам силы.

— Мы везде видим ваших братьев и сестер, — прогудел Баргаст. — Будь они нашими врагами, мы радовались бы их смерти.

— А будь они союзниками? — спросил Надежный Щит.

Все воины сделали один и тот же быстрый жест, дотронувшись до лба тылом держащих мечи ладоней. Предводитель сказал: — Потеря заполняет отброшенную нами тень. Знай, солдат, что оставшийся после вас враг был хрупок.

Итковиан пожал плечами. — Вера Панниона знает только необходимость, не поклонение. Ее сила неглубока, сир. Вы сопроводите нас до Трелла?

— Пойдем по бокам, солдаты. В вашей тени лежит честь.

Большинство строений Даруджийского квартала выгорело и рухнуло, засыпав улицы черными обломками. Когда Серые Мечи и Баргасты пробирались по извивам наиболее проходимых дорог, взор Итковиана привлекло одно все еще стоящее здание, справа от них. Гостиница, стены которой странным образом выгнулись. У обращенной к нему стены были навалены горючие материалы; огонь опалил камни, но по какой-то причине пожара не произошло. Все видимые Итковиану стрельчатые окна выглядели забаррикадированными.

Предводитель Баргастов проворчал: — Вы перенаселяете свои могильники.

Надежный Щит взглянул на него: — Сир?

Воин кивнул на окутанное дымом здание и продолжил: — Да, это проще, чем копать и выравнивать яму вне города, носить землю корзинами. Кажется, вам больше нравится свободный вид с городских стен. Но мы не живем среди мертвых, как ваш народ…

Итковиан повернулся, рассмотрел здание, теперь уже оказавшееся чуть сзади отряда. Глаза его сузились. Баррикады в окнах. Снова плоть и кости. Двойные Клыки, кто строит такие некрополи? Неужели это последствия обороны?

— Мы подходили ближе, — сказал шагавший рядом воин. — Стены излучают свое собственное тепло. В трещины сочится розовая жижа. — Он сделал иной жест, словно вздрогнул: рукоять кривого меча ударила по кольчуге на груди. — Клянусь костями, солдат, мы убежали.

— Только это здание так… наполнено?

— Других не видели, хотя мы нашли одно имение, не поддавшееся осаде — на стенах и на воротах стоят оживленные трупы. Воздух смердит от колдовства, гнусных эманаций некромантии. Говорю тебе, солдат, мы с радостью покинем город.

Итковиан впал в безмолвие. Его словно разрывало изнутри. Фенерово Таинство провозглашало истину войны. Честно говорило о жестокости, которую человек способен обрушить на ближнего своего. Войны разыгрывались как карточная партия теми, кто ведет за собой других; в нее играли на иллюзорной арене спокойного расчета… но эта ложь не выживала при столкновении с реальностью, а реальность, кажется, не имела ограничителей. Таинство боролось за сдержанность, настаивало, что надо искать не слепой славы, но славы, рождаемой из священного, просветленного понимания. За безграничной реальностью лежит завет искупления.

Теперь эти взгляды покидали Итковиана. Он отпрянул от них, словно зверь в клетке, со всех сторон окруженный сценами жестокости. Бегство для него запрещено, но этот запрет наложен им же самим, рожден его сознающей волей, сформирован словами его обета. Он должен нести это бремя, невзирая на цену. Огни мщения совершали в нем трансформацию. Он готовился стать искуплением — для душ павших в этом городе.

Искупление. Для всех, кроме него самого. Он мог надеяться лишь на искупление от бога. Но, дорогой Фенер, что случилось? Где ты? Я склоняюсь, ожидая касания твоего, но не могу найти тебя нигде. Твое владение… кажется, оно… опустело. Куда же мне идти?

Да, со мной еще не покончено. Принимаю это. А когда будет? Кто ждет меня? Кто заключит меня в объятия? Его пробила дрожь. Кто заключит в объятия меня?

Надежный Щит прогнал этот вопрос, стараясь обновить свою решимость. В конце концов, у него нет выбора. Он должен быть горем Фенера. И рукой правосудия своего Господина. Нелегкая ответственность; он чувствовал, что оплата будет не меньшей.

Они подошли к площади перед Треллем. Увидели сходящиеся сюда другие отряды Баргастов. Сопровождавшие их весь день звуки битвы на Агоре Джеларкана стихли. Враг вытеснен из города.

Итковиан не думал, что Баргасты будут преследовать. Они достигли того, чего желали. Устранили угрозу Панниона, нависшую над костями их богов.

Если септарх Кульпат еще жив, он, возможно, переформирует потрепанные части, восстановит дисциплину и подготовится к следующему ходу. Контратака или отступление на запад. В том и другом случае были свои риски. У него может оказаться недостаточно сил для повторного взятия города. Армия, потерявшая лагеря и пути поставки, скоро почувствует нехватку всего. Это неизбежно. Капустан, маленький, не особо важный город на восточном побережье центрального Генабакиса, стал многократным проклятием. И все потерянные здесь жизни означают лишь начало новой войны.

Они вышли на площадь. Место, где пал Брукхалиан, было прямо перед ними, но все тела уже убрали — несомненно, отступающие паннионцы. Плоть для еще одного 'королевского пиршества'. Не важно. За ним приходил Худ. Лично. Было это знаком уважения или насмешкой со стороны бога?

Взор Надежного Щита еще на миг задержался на пятне на мостовой, затем обратился к главному входу в Трелл.

Все подступы были заполнены Баргастами, но дальше идти они не решались.

Итковиан поглядел на свой отряд. Нашел капитана — которая недавно была старшим сержантом, обучала рекрутов — затем Велбару. Он глядел на их рваные, запятнанные доспехи, изможденные, осунувшиеся лица. — Сиры, мы трое идем в центр площади.

Женщины кивнули.

Трое вышли на площадь. Тысячи взоров остановились на них, послышался ропот, затем ритмичный, негромкий звон стучащих друг о друга лезвий.

Справа появилась другая группа. Солдаты в мундирах, которые Итковиан не узнал, и рядом с ними люди с кошачьими полосатыми татуировками. Вел их человек, уже знакомый Итковиану. Надежный Щит замедлил шаг.