Стивен Эриксон - Память льда

— Капитан…

— Все правильно, сэр. — Паран улыбнулся. — Все потомки моих родителей виновны в никчемной бесполезности. Мы переживем последствия — может быть, у нас нет человеческой совести, может быть, мы взаправду монстры… Спасибо за новости, сэр. Как прошли переговоры?

Паран постарался не заметить горестного сочувствия в темных глазах Даджека.

— Отлично, капитан, — тихо проговорил старый воин. — Вы отправляетесь через два дня, кроме Быстрого Бена, который вас нагонит позже. Не сомневаюсь, ваши солдаты готовы к…

— Так точно, сэр, готовы.

— Отлично. Это все, капитан.

— Разрешите идти?

Словно неслышно падающий саван, опускалась тьма. Паран стоял на высоком кургане, его лицо гладил нежнейший из ветерков. Он постарался покинуть лагерь без встречи с Вискиджеком и Сжигателями мостов. Ночь предлагала одиночество, и он чувствовал себя своим на этой громадной могиле, с доносившимися из нее отзвуками боли, тоски и отчаяния. Среди этих мертвецов подо мной, сколько голосов взывает к матерям?

Умирание и смерть делают нас снова детьми, поистине, в последний раз. Это наш последний детский плач. Ведь многие философы говорили, что мы остаемся всегда детьми, глубоко под твердыми слоями, формирующими панцирь взрослости.

Панцирь покрывает, ограничивает тело и душу в нем. Но он также и защищает. Притупляет удары. Чувства теряют остроту, заставляя нас чувствовать лишь эхо ранений, а потом, с течением лет, раны заживают.

Он откинул назад голову, вызвав острый протест мускулов шеи и плеч. Поглядел в небо, мигая от боли. Тело туго обвивалось вокруг костей, словно каторжные цепи.

Но выхода же нет, правда? Воспоминания и озарения оседают в нас, словно яды, которые никогда не удалить. Он втянул холодеющий воздух глубоко в легкие, словно пытался пленить в себе дыхание звезд, равнодушие к упрекам, их ледяную жесткость. В страданиях нет блага. Свидетели тому Тисте Анди.

Ну, хоть желудок утих… готовясь, я уверен, снова довести меня до слез.

В темноте над его головой носились летучие мыши, кружась и порская, ловя пищу на лету. Крепь светилась невдалеке, словно умирающее сердце. Далеко на западе виднелись громадные пики Морантских гор. Паран обнаружил, что крепко обхватил себя руками, словно пытаясь удержать все внутри. Он не был слезлив и не привык жалеть себя. Он был рожден для тщательно вылепленного, холодного самоотчуждения, и солдатская служба лишь усилила эту привитую воспитанием черту. Если в таких вещах есть степени, ты меня посрамила. Тавора, ты действительно отличница такого воспитания. Ох, дорогая Фелисин, какую жизнь ты принуждена вести? У тебя точно нет защищающих объятий аристократии.

Позади зашуршали сапоги.

Паран снова закрыл глаза. Хватит новостей, прошу. Больше никаких откровений.

— Капитан. — Вискиджек положил на плечо крепкую руку.

— Тихая ночь, — заметил капитан.

— Мы искали вас, Паран, после беседы с Даджеком. А отыскала вас Серебряная Лиса, странствуя духом. — Рука отдернулась. Вискиджек встал рядом, тоже смотря на звезды.

— Кто такая Серебряная Лиса?

— Думаю, — громыхнул седобородый ветеран, — это вам решать.

Паран хмуро взглянул на начальника. — В данный момент я не расположен к шуточкам, командор.

Вискиджек кивнул, не отрывая глаз от мерцающего ночного небосвода. — Вы должны заслужить снисхождение, капитан. Я могу вести вас за руку, шаг за шагом, или разок, но сильно подтолкнуть сзади. Наступит время, когда вы припомните этот миг и поймете, какой способ я использовал.

Паран смолчал, с трудом подавив резкий ответ.

— Они ждут нас у подножия кургана, — продолжал Вискиджек. — Частная встреча, насколько я смог организовать. Только Колотун, Майб и Лиса. Если у вас появятся… сомнения, наш взвод неподалеку. Оба истощили свои садки этой ночью — стараясь подтвердить правдивость сообщенного…

— Что, — рявкнул Паран, — вы пытаетесь сказать, командор?

Вискиджек встретил взгляд Парана. — Ривийское дитя, Серебряная Лиса. Она — возрожденная Порван-Парус.

Паран медленно повернулся, опуская взгляд к подножию могильника. Там смутно виднелись четыре фигуры. Там было ривийское дитя — солнечная аура вокруг тела, полутень силы, растревожившая кипящую в его жилах кровь. Да. Это она. Уже старше, понявшая, что собой представляет. Черт дери, женщина, вечно ты усложняешь. Эти мысли проскочили сквозь него, оставив дрожь и слабость в конечностях. Он уставился на Серебряную Лису. Она ребенок. Но я узнаю ее, не так ли? Я уже знал об этом, но не хотел думать… Теперь выбора нет.

Вискиджек хмыкнул: — Она быстро растет — в ней бурлят ретивые, нетерпеливые силы, слишком могучие для детского тельца. Вы не долго…

— Буду ждать соответствия? — Паран говорил сухо, не обращая внимания на удивление Вискиджека. — Отлично устроилось, а как же! Кто не сочтет меня чудовищем, если я хотя бы руку ей пожму? Что я скажу ей? — Он повернулся к Вискиджеку. — Это невозможно — она ребенок!

— А внутри нее Порван-Парус. И Ночная Стужа…

— Ночная Стужа?! Дыханье Худа! Как это случилось?

— На такие вопросы нелегко ответить, парень. Задай их лучше Колотуну и Быстрому Бену — или самой Лисе.

Паран непроизвольно отступил. — Говорить с ней? Нет, я не могу…

— Она хочет, Паран. Она ждет вас.

— Нет! — Он снова уставился на ожидавших внизу кургана. — Я вижу Парус, точно. Но кроме того — не только эта Ночная Стужа — она же Солтейкен, Вискиджек! Тварь, давшая ей это ривийское имя — сила перемены…

Глаза Вискиджека сузились: — Как вы узнали, капитан?

— Я просто знаю…

— Не очень убедительно. Быстрому Бену пришлось повозиться, открывая истину. А вы знаете. Как, Паран?

Капитан скорчил гримасу: — Я чувствую, как Быстрый Бен зондирует меня, когда полагает, что мое внимание отвлечено. Я заметил опаску в его глазах. Что он открыл, командор?

— Опонны покинули вас, но нечто заняло их место. Нечто дикое. У него шерсть дыбом встает, едва вы подойдете…

— Шерсть, — усмехнулся Паран. — Умелый выбор слова. Аномандер Рейк убил двух Гончих Тени. Я видел это. Я ощутил, как меня запятнала кровь умирающей Гончей. Мою плоть, Вискиджек. Нечто от той крови все еще бежит по моим венам.

— И что еще? — безмятежно спросил командор.

— Должно быть что-то еще, командор?

— Да. Быстрый Бен уловил намеки… не только кровь Властителя замешана в том, что с вами творится. — Вискиджек поколебался и сказал: — Серебряная Лиса придумала для вас ривийское имя. Джен'исанд Рул.

— Джен'исанд Рул.

— Это переводится как 'блуждающий в мече'. Она говорит, то означает, что вы совершили нечто, чего не делал никто — ни человек, ни бог — и это ставит вас особняком. Вы помечены, Ганоэс Паран — но никто, включая Лису, не знает, что это сулит. Расскажите мне, что произошло.