Наталья Михайлова - Земля Горящих Трав

Мать Ри, которая выглядела моложе дочери, поскольку недавно прошла восстанавливающие процедуры, оценила: "Интересный у тебя имидж. Стиль какой-то… мегаполисный. И любовник нищий, и сама — как будто человек: погляди, на лице морщинки, — мать еще раз окинула взглядом Ри. — Но… это интересный имидж! Пожалуй, пока у тебя такой любовник, тебе лучше не омолаживаться… В этом что-то есть!".

С Элено Ри свел случай. Год назад госпожа Ресс Севан стала владелицей огромных угодий в Кибехо. Ри купила элитную усадьбу и великолепный земельный участок, включающий в себя парки, водоемы, площадки для автолетов, а вокруг простирались сумрачные елово-пихтовые рамени, величавые светлые боры и холмистые равнины.

Покупку сейчас же заметила пресса. Приобретение госпожи Севан оказалось в числе последних ярких светских событий. Ри согласилась дать пресс-конференцию осаждавшей ее писчей братии из респектабельных газет и журналов. Она назвала цену, в которую обошлось имение; призналась, что ее привлекла живописная местность; что внутренняя отделка помещений усадьбы выполнена очень модным дизайнером; что из окон открываются замечательные виды; на крыше устроена открытая зона отдыха; прекрасно продумана система безопасности и все такое прочее. Потом госпожа Ресс Севан пригласила журналистов на фуршет, на который сама даже не заглянула.

Ри собиралась в спортзал. Она вела непоследовательный образ жизни. То завзято ездила верхом, упражнялась на тренажерах и плавала в бассейне, то случались целые недели, когда она не вставала с дивана, пила много коктейлей (на ивельтов почти не действовало спиртное) и засыпала лишь под утро.

В коридоре навстречу Ри попался охранник, толкавший кулаком в спину взъерошенного, прихрамывающего человека в деловом костюме. Увидев хозяйку, верзила охранник застыл на месте, но поскольку он перед этим в очередной раз толкнул свою жертву, незнакомец чуть не упал и схватился за стену, чтобы остановиться.

— Что происходит? — резко спросила Ри.

— Журналист, госпожа Севан, пролез под чужим именем, — ответил охранник. — Бейджик поддельный, приглашения нет.

Журналист молча стоял у стены. На его сухом лице отчетливо выделялась темная синева бритого подбородка.

— Зачем вы это делаете? — устало произнесла Ри.

С выражением беспомощности и одновременно самоиронии журналист ответил:

— Я живу этим, госпожа Севан.

— Хорошо. Уходите из моего дома. — Ри перевела взгляд на охранника. — Просто проводи этого человека. Не вздумай распускать руки.

— Благодарю вас, госпожа Севан, — слегка поклонился журналист.

— Идем, — буркнул охранник, после приказа не прикасаясь к нему, но надвигаясь телом.

Журналист, хромая, сделал несколько шагов по коридору. Ри заметила, что он весь дрожит от перенесенного унижения и, может быть, от боли.

— Подождите… — вырвалось у нее.

Тот повернулся.

— Что у вас с ногой?

— Издержки ремесла, госпожа Севан, — все с тем же выражением беспомощности и самоиронии произнес журналист

— Лучше, если вы немного посидите, — сказала Ри. — И вам нужно выпить. Проходите вон туда, — она указала на дверь. — Как вас зовут?

Он представился:

— Элено Харт, "Новое слово".

Кожаный белый диван полумесяцем огибал низкий стеклянный столик, напротив — большой аквариум с прозрачной водой, в которой неторопливо плавала стайка рыб. Ри провела рукой по стене, и зажглись встроенные в потолок и пол небольшие лампы. Ри указала на диван:

— Садитесь.

Нажав на кнопку селектора, она велела принести вина и бисквитов. Ри устроилась на диване напротив Элено Харта, облокотившись на столик. Ее тонкую руку с платиновым браслетом на запястье плотно облегал рукав черного свитера.

— Господин Харт, неужели вам в самом деле больше нечем жить? Зачем вы вторгаетесь в чужой дом, подсматриваете?

— Видите ли, госпожа Севан. Журналиста из "Нового слова" вы к себе не позовете. Это несчастная желтая газетка. Но ведь и мы пишем про светскую жизнь. Поверьте, я совсем не опасен. Мне нужны были только те же самые сведения, что вы сообщили на пресс-конференции "Деловому лизоблюду", "Вечернему вралю" или «Дурачине».

— Что, вы их так называете?! — рассмеялась Ри, поняв, что это прозвища респектабельных газет.

— Мой старинный враг из «Лизоблюда» узнал меня на фуршете, — продолжал Элено. — Я видел его и рад был бы вовремя унести ноги. Но мне пришлось идти вместе со всеми, а там мой милейший неприятель сразу поднял скандал.

— За что он вам мстит? — поинтересовалась Ри.

Элено дернул плечом, как бы стряхивая с себя что-то:

— Это все мелкие дрязги, госпожа Севан. Иногда даже не поймешь, за что…

Вошла горничная с подносом. Элено не привык не обращать внимания на прислугу и смущенно умолк.

— Скажите, господин Харт, — осторожно спросила Ри, когда горничная ушла. — Только не обижайтесь. Мне кажется, вы предприимчивый человек, и у вас, наверное, большой опыт в журналистике. Неужели вы не пытались перейти в более престижную газету, вроде того же "Вечернего враля"?

Элено усмехнулся на свой лад, одним углом рта, и усмешка получилась кривой.

— Боюсь, я слишком откровенен, госпожа Севан?

— И я тоже, господин Харт, — заметила Ри. — Кто знает, не вздумается ли вам написать в вашей газете, что говорила вам Ресс Севан "в частной беседе" — ведь это так у вас называется?

— Нет, нет… — с внезапным волнением затряс головой Элено. — Нет. Я сказал, что я вам совсем не опасен. А рассчитывать на карьеру я не могу. Чтобы попасть в респектабельное издание, надо пройти проверку на лояльность.

— Разве это не добровольное дело?

— Само собой, добровольное. Многие проходят проверку на лояльность или даже психокоррекцию, чтобы потом получить работу получше. Раз я не собираюсь совершать преступлений и бунтовать, что я теряю, если меня лишат способности это делать? И когда у работодателя есть выбор между законопослушным и лояльным соискателем и парнем, у которого нет справки о коррекции личности… — Элено только махнул рукой.

Видя, что он не прикасается к угощению, Ри сама подвинула ему бокал с вином и подняла свой.

— За знакомство.

Элено сделал пару небольших глотков и отставил бокал, взял бисквит, но медлил закусывать.

— Следовательно, если вы избегаете коррекции, значит, хотите оставить за собой способность нарушать законы и бунтовать, — сделала вывод Ри. — И в итоге для вас закрыта любая серьезная карьера.

Элено молча кивнул.

— Вы очень мужественный человек, — искренне произнесла Ри.

— Что вы, — так же искренне ответил Элено. — Как раз наоборот: я боюсь психокоррекции, боюсь больше, чем смерти.

Невольным жестом он заслонил ладонью глаза. Ри чувствовала, что от вина они оба стали раскованней.