Анна Оуэн - Стальное зеркало

Сзади кто-то охает, толпа вокруг дергается, как одно большое тело, вминает Кита в ограждение. Как будто ему так уж хочется разглядеть это занудство лучше. Сейчас еще сцена и эта бездарь, играющая Священного Правителя, начнет переживать, что, вот, срок его вышел, а что он сделал? Объединил степь, дал ей закон, покорил и Китай, и державу киданей, и уйгуров, и хорезмийцев… а мир, оказывается, так велик, что все это — капля в море. Горе какое, смерть пришла, а вселенная не подогнута под колено. Трагедия. Смех один.

Рядом на перила ложатся две руки в черных перчатках. Левая гнется в тех местах, где человеческой кисти гнуться странно.

— Я бы не стал вас отвлекать, Маллин, — знакомый южный выговор, — но я вижу, представление вам не по вкусу.

Да, вот теперь у нас полная гармония. Запах, толпа, убожество внизу — и Таддер. Можно подавать к столу.

— Здесь, конечно, не лучшее место для беседы, — продолжает Таддер. — Но не знаю, как вы насчет лучшего — а я хотел попрощаться. Вряд ли еще увидимся.

Ах да, конечно. Конвой на юг пойдет через месяц, но переселенцев в Плимуте нужно и принимать, и устраивать — вряд ли Таддер до отплытия еще заедет в столицу. Что ж, на это дело он годится, а по ту сторону экватора у него и карьера устроиться может, тем более что Никки спит и видит во сне собственные верфи.

— Счастливого пути. А что до прочего — я бы не зарекался. Я тоже назначения жду и что-то мне подсказывает, что засунут меня куда-нибудь, где солнце не светит.

В истории с войной он в очередной раз действовал вразрез с интересами господина первого министра. Патрон не мстителен, да и причины у Кита были нешуточные, но неудовольствие выкажет обязательно — просто порядка ради.

— Вы ж видели — в Орлеане солнце не хуже, чем у нас… — Таддер усмехается и выглядит на редкость довольным.

— Да кто ж мне позволит туда вернуться… — машет рукой Кит. Никто не позволит, и это уже не по злобе. Слишком много шуму вышло в Орлеане — и не только по вине обстоятельств. По меньшей мере половину можно честно отнести на счет пристрастия некоего Кристофера Маллина к дешевым театральным эффектам.

— Вам не позволят, вам просто прикажут. — улыбается Таддер, — Кажется, я обогнал курьера — он хуже знает ваши привычки. Позвольте вас поздравить с назначением, господин чрезвычайный посол и личный представитель Ее Величества в Аурелии.

Сукин сын Никки. Я ему, конечно, задолжал, но не столько же.

— Капитан, вы меня разыгрываете. В Орлеан не назначают рыцарей в первом поколении. Туземцев от нашего вида икота пробирает.

— На этот раз не проберет. Ни короля, ни его наследника — а остальным придется икать в платок…

Может быть… может быть. Зря я грешу на Никки, он мог посоветовать, но не он принимал решение. Очень элегантное решение. С одной стороны, я — один из тех, кто способствовал прекращению войны и превращению ее в «печальное недоразумение». Мое назначение — жест доброй воли. С другой, я — сын башмачника, сделавший карьеру на темной стороне улицы, и мое назначение — оплеуха аурелианским порядкам. Оплеуха, которую им придется съесть с очень радужной миной. С третьей, для меня, несмотря на мое место в неофициальной иерархии, открытое признание, да еще исходящее от Ее Величества лично — это невероятный шаг вверх. После этого я смогу сойти с карусели, мне открыта дорога во всех сферах, кроме моря — где я ничего не понимаю и уже не буду понимать — открыта до самых высших ступеней. Можно сказать, пример для юношества — служи и будешь вознагражден. Но поскольку все, кому нужно, знают, что я с карусели сходить не хочу, а году — а это по-меньшей мере год — церемоний, пустопорожних склок, работы в обеспечении и жестокого распорядка — предпочту даже тюрьму, то это оплеуха и мне. Увесистая, выданная со знанием дела.

— Хороший удар, капитан, — говорит Кит. — Главное, в рамках правил.

Таддер опять ухмыляется — не будет спорить, что это удар, не будет отрицать, что удар тут обманный и заведомо успешный. Капитан останется в выигрыше, даже если просто будет поднимать себе настроение мыслью о том, что «этот чертов Маллин» сидит на месте Трогмортона в Орлеане и день за днем соблюдает протоколы и подписывает бумаги. Если Кит воспользуется информацией иначе, Таддер насладится историей о том, как королева разгневалась на неблагодарного беглеца.

Рассказывать ему, что он успешно отвлек этого чёртова Маллина от созерцания последствий собственной бездарности, мы не будем. Как не будем рассказывать и о том, что Таддер уже подложил лично сэру Кристоферу эпических размеров свинью, Калидонского вепря буквально. Потому что вставить его историю уже никуда не получится — ее растащили продавцы уличных баллад и приречные кукольные театрики. Наполовину сам же написал… а зуб неймет.

На заседании парламента, где должны были вотировать расследование, вышла драка. Сэр Энтони Бэкон на неделю раньше вернулся в город, естественно оказался в зале — и сразу понял, откуда ветер дует и на какое высокое место занесет его самого, если он сейчас что-нибудь не сделает. Трусы на таких должностях не живут. Глупые люди тоже. Дураков полно — но это умные дураки. Бэкон встал и сказал: это не расследование, это охота за моей головой. У моих врагов ничего нет — и сейчас они пытаются заставить вас назначить козла отпущения, опираясь на показания одного человека, которому, вдобавок, обещана коронная защита. А это — дело об измене. Вы же понимаете, что получить признания, где я окажусь виноват во всем, включая погоду, будет несложно.

Бэкон лгал. Припирать его собирались документами, цепочками приказов. Бэкон лгал, но очень многие в зале приняли сказанное всерьез. Все знали, политическое дело — это почти верная смерть для любого. Всегда же в чем-то да виноват. Так что удар был хорош. У союзников Кита нашлось бы, что ответить, но они не успели вставить и слова — вмешался Таддер. Нарушив порядок заседания, кстати — но кто ж не любит зрелища? Капитан вылез вперед, уселся на перила свидетельского места как на забор и громко спросил, а что станет делать Бэкон, если Таддер откажется от статуса коронного свидетеля.

Бэкон ответил, что блеф ничего не весит и что не лжесвидетелям его пугать.

— Делать мне нечего, пугать всякую сволочь, — сказал Таддер, опять нарушив порядок заседания, — Я прошу занести в протокол, что я отказываюсь от защиты. Что теперь?

Господа представители общин покрутили головами — дела Таддера под определение государственной измены подходили вполне, ради лжесвидетельства на смерть идут редко, а случай не тот — и вотировали расследование почти единогласно. Сэр Энтони, как уже было сказано, думать умел, последствия запирательства представлял лучше прочих — а потому ждать не стал, начал говорить.