Кирилл Алейников - Клятва

Миронов вгляделся вдаль и увидел цепь высоких гор, прикрытых сверху снеговыми шапками. Эти горы были гораздо выше и красивее тех остроконечных пиков, которые стояли на их месте несколько мгновений назад. Затем горы стали стремительно таять, уменьшились, и превратились в нечто похожее на расплавленную расческу. С их стороны, внезапно подуло жарким воздухом, а солнце стало невыносимо жечь тело. Больше не слышалось пения птиц и насекомых, не чувствовался запах цветов. Трава на глазах пожухла и превратилась в труху, деревья потеряли всю листву и сморщились, торча безобразными корягами из покрывшейся трещинами земли. Человек выкинул цветок, который, едва коснувшись раскаленной почвы, осыпался горкой серого пепла.

– Но время шло, – продолжал человек. – Дожди и ветры сточили горы, которые отделяли местную жизнь от тамошней смерти. С запада подуло горячим дыханием огромной пустыни, раскинувшейся за грядой, которое принесло погибель для всего живого. Жара испепелила травы и останки животных и превратила их в прах, плодородную землю засыпало песком, и она в конечном счете сама стала безжизненным песком. Долина погибла, но родилась новая пустыня. Дело в том, мой юный друг, что и эту долину, и горы, и пустыню за ними сотворил Бог. Видимо, он забыл что-то учесть, и в конце концов долина, которую заселяли сотни тысяч существ, погибла.

Теперь Миронов снова оказался под проливным дождем в самом сердце чудовищной бури. После раскаленного солнца пустыни ледяные потоки воды казались просто невыносимыми, и он застонал от холода. Тем временем человек продолжал:

– Пустыня за горами уступила место океану, но здесь по-прежнему не было места ни для чего живого. И я вызвал эту бурю, чтобы воскресить долину. Дело это, сам понимаешь, долгое и хлопотное, но выполнимое. Дожди превратят пустыню в огромное болото, которое будет существовать очень долго, а затем высохнет и наполнит песчаную почву жизнью. Здесь снова прорастут травы и цветы, снова потянутся к небу деревья, а воздух наполнится благоуханием и звуками жизни. Где граница, разделяющая добро и зло? Что есть добро и что есть зло?

Человек замолчал. Он был по-прежнему недоступен ветру и дождю. Миронов озяб настолько, что даже мысли в его голове отказывались бежать сколько-нибудь ровно.

– Итак, Александр, теперь ты должен сделать выбор: жить или умереть.

Собравшись с силами, дрожащим от холода и страха голосом и едва шевелящимися губами Миронов сказал:

– Жить во имя смерти или умереть во имя жизни?

Человек опять рассмеялся, на этот раз заливисто и задорно:

– Ты очень точно описал сложившуюся ситуацию, друг мой. Но я бы сказал по-другому: хочешь ли ты жить и убивать, или ты предпочитаешь смерть, а я найду кого-нибудь другого?

Миронов закрыл глаза и мысленно проклял дьявола и самого себя.

– Не сквернословь в мою сторону, Александр – я и так проклят уже давно. А вот себя ты зря…

– Я хочу жить, – перебил его разглагольствования Миронов.

– Что ж, ты сделал выбор, человек!

Внезапно вокруг них поднялись стены из песка и грязи и закружились в грандиозном хороводе. Миронов и его хозяин оказались в центре гигантского смерча, где дождь прекратился, а ветер утих. Огромная воронка уходила всё выше и выше, пронзила бегущие тучи, всосала их в себя, поднимая в воздух тонны грязи.

– Суеверный страх сдался перед здоровым эгоизмом, – раздался голос, и Миронов в этот раз не смог понять, откуда он исходил, словно голос тоже стал частью смерча и теперь бешено вращался вместе с ним.

– Покажи мне свое лицо, – зачем-то крикнул Миронов. – Покажи мне свой лик, Сатана!

Теперь казалось, что смерч начал пульсировать, то сужаясь в диаметре, то резко расширяясь. Где-то в глубинах поднятой вихрем земли сверкали молнии, но грома услышать было нельзя – такой свист стоял вокруг.

Человек в спортивной куртке медленно повернулся. Ощущение пронзительного взгляда, которое испытывал Миронов всё время этого странного разговора, невероятно усилилось. Природные инстинкты кричали, что нужно во что бы то ни стало избавиться от этого давящего чувства, адреналин хлестал в кровь, и хотелось бежать, бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда, от этого вселенского зла. Миронов побежал бы, если бы вокруг не вращался гигантский торнадо.

Лицо человека было в тени от низко натянутого капюшона. Но вот он поднял руки и снял капюшон. Расстояние в двадцать шагов каким-то образом исчезло, так что Миронов теперь мог протянуть руку и коснуться человека, но не сделал этого, потому что был заворожен метаморфозами, происходящими с его лицом. Оно менялось, превращаясь то в лицо дряхлого старика, то в лицо юной девушки. Оно плавно, но почти мгновенно перетекало из одного образа в другой. Молодой парень, пожилая женщина, темнокожая девушка… Лица европейские и азиатские, африканские и латиноамериканские. Они были незнакомыми, но среди них проскакивали смутно вспоминающиеся лица виденных когда-то людей. Скорость перетекания одного образа в другой постоянно нарастала, уже невозможно было различить и выделить какое-то одно лицо. Миронов словно загипнотизированный смотрел на этот странный калейдоскоп, пока не понял, что вглядывается в собственные глаза на собственном лице, и в ужасе отшатнулся в сторону. Образы менялись так быстро, что слились в нечто среднее, и это среднее оказалось лицом Александра Миронова, солдата-раба Сатаны.

Интересно, когда успела официантка сменить пепельницу за нашим столиком? Вроде бы только что я видел полную, с горкой, фарфоровую тарелочку, но теперь она была заполнена лишь на половину. На столешнице лежала начатая пачка "бонда", но кто её купил – я или мой собеседник, – вспомнить почему-то не получалось.

Парень рассказывал историю своего друга невероятно захватывающе, словно ты видишь всё собственными глазами. Бесспорно, он стал бы хорошим писателем. Вот только правдивость этой истории для меня тогда была не то что очевидной, а просто невозможной. Я жадно слушал, лишь изредка перебивая, и мне было интересно, что случится дальше, но слушал я историю не как детектив, а как будто я сижу в кинотеатре и смотрю хороший фильм: мне нравится фильм, и хочется узнать, как он кончится, но события, происходящие в фильме, я не принимаю за реальность – лишь выдумка автора.

Я не сразу сообразил, что Игорь остановил повествование и теперь с грустной улыбкой смотрит на меня, вертя между пальцами сигарету.

– Вы мне не верите, – утвердительно сказал он.

Я скинул с себя оцепенение и откинулся на спинку стула. Народу в кафе прибавилось, лишь пара столиков осталась незанятой. За стойкой бара сидели мужчины и потягивали пиво, в воздухе остро ощущался сигаретный дым. Заметив, что передо мной стоит почти полная кружка, я сделал глоток.