Андрей Астахов - Ядерный Ангел

– Я люблю тебя, Алина, – повторил я (Ой, Осташов, сволочь такая, что же ты творишь, а?). – Люблю, сто раз могу повторить, тысячу, миллион. Люблю, и все тут. До безумия люблю. Теперь ты знаешь.

– Лешенька, если бы могла плакать, я бы сейчас плакала от счастья. У меня так хорошо на душе, так светло – не передать.

– Так ты… любишь меня?

– Разве тебя можно не любить, Леша? Ведь ты герой. А я всего лишь девушка…

– Конечно, – обрадовался я, – ты же девушка! Самая милая, самая прекрасная, самая необыкновенная…

– И еще симбиотик, – добавила Алина, будто ледяной водой меня окатила. – Тип специальной модификации «NA-V9005». У меня пятнадцатиминутный ресурс 75-типроцентного сопротивления радиации. Американцы называют таких, как я «Ньюки Энджиз» – ядерные ангелы.

– Нет! – Я взял девушку за плечи и поразился, до чего же она хрупкая и легкая. Ощутил ладонями идущее от нее мягкое, почти детское тепло. Будто синичку в руки взял. Губы у меня задергались, изнутри накатило к горлу так, что я с трудом взял себя в руки. – Это ничего не значит. Мне фиолетово, что они там с тобой сделали. Для меня ты – женщина. Единственная, любимая и желанная. Я отменяю план Мюррея. Плевать мне на него и на американцев! На весь этот гребаный мир плевать. Мы сделаем так, как я предлагаю. И я справлюсь, Кис. Верь мне. Я покончу с этим кошмаром. А уж если у меня не получится, тогда это сделаешь ты, мой ядерный ангел. Мне уже будет все равно, я не буду всего этого видеть и знать. И буду ждать тебя там, у ворот. Ермолай!

– Слушаю! – Архистратиг немедленно вошел в кабинет.

– Скажи мне, я могу перед операцией назначить своего преемника?

– Конечно, это полное право Создателя.

– Если я погибну, меня сменит Алина, – я ощутил какую-то странную непонятную радость. – Уж она точно откроет для вас райские врата! А теперь дайте мне несколько часов, чтобы ощутить себя живым человеком, а не живым Богом. А потом начнем нашу войну.

На исходе ночи я все-таки заснул. Отключился, забылся счастливым сном, как ребенок после своего дня рождения. Сжимая в объятиях лучший подарок, который мне когда-либо дарила жизнь – Алину.

Всего несколько минут полузабытья, но я успел увидеть во сне нашу старую квартиру в Колпино. Мою комнату с обоями в мелкий голубой цветочек, пианино у стены, старый музыкальный центр на тумбочке в углу. Я услышал мамин голос с кухни – она занималась английским со своей ученицей.

– My sweet, – говорит мама, – повтори, пожалуйста! Такие теплые, нежные слова. Интонация должна быть мя-а-а-гкая. Послушай – «my sweet»…

– My sweet, – повторяет звонкий девичий голос. – Мой хороший. Лешенька, мой славный…

Моя комната исчезает, надо мной низкий неровный потолок из серого бетона, весь в пятнах копоти и грязных разводах. Я снова в бункере 43-530. Шумит нагнетающий в подземелье воздух вентилятор. Алина смотрит на меня, и в ее огромных глазищах отражаются огоньки горящей на столике свечи.

– Лешенька, – шепчет она, улыбаясь, – ты так хорошо спал. Как ребенок. Устал со мной, бедненький.

– Устал? – Я пытаюсь окончательно проснуться. – Да разве можно с тобой устать! Нет, просто сморило.

– Уже утро. Сейчас там, наверху, светает.

– Пускай светает, – я привлек Алину к себе, и мы начали целоваться. Я забыл обо всем. Для меня в те минуты в мире не существовало ничего, кроме этой комнаты в бункере, этой постели и этой женщины, которая стала для меня всей Вселенной. Даже подходящих слов не могу подобрать, чтобы описать свои чувства – это надо почувствовать, пережить. Не представить с чьих-то слов, а пережить самому. Назвать это счастьем – слишком просто, банально, избито. Любой самый возвышенный эпитет для Алины казался мне блеклым, недостойным ее. Тогда не хотелось ничего говорить, и сейчас не хочется.

Ночью я несколько раз подумал о Марике. Вспомнил, как она выхаживала меня после Колошар, как я пытался ее спасти из Кубикулум Магисториум. И мне стало не то, чтобы стыдно – как-то горько. Марика, конечно, не заслужила того, что я сделал. Но я нисколько не жалел о своем выборе. Может быть, придет время, и я буду раскаиваться. Но не сейчас, не в эти минуты, когда не думаешь ни о прошлом, ни тем более о будущем, которого, возможно, у меня просто нет. Алина со мной, и ничего больше я не желаю. Вот только жаль, что ночь не может продолжаться вечно…

– Для меня ты все под Небом: для меня ты вся Земля, – шепчу я на ушко Алине, хватаю губами ее волосы, вдыхаю их сладковатый весенний запах.

– Красиво. Ты всегда так красиво говоришь. Сам придумал?

– Это Мильтон. «Потерянный Рай». Когда любишь ангела и любим ангелом, вспоминается только высокая поэзия.

– Лешенька, можно я с тобой пойду?

– Нет. Нельзя, милая. Если ты будешь рядом, я не смогу избавиться от страха. Не за себя буду бояться, за тебя. Наделаю ошибок. – Я взял ее пальцы в свои ладони, поцеловал их кончики. – Ты будешь меня ждать?

– Глупый! – Алина обхватила меня за шею, прижалась к моей груди своими упругими маленькими грудками, обожгла живым возбуждающим теплом. – Буду ждать, сколько попросишь. И буду мстить, если погибнешь.

– Ты всегда так легко говоришь о смерти.

– Сегодня я счастлива. Счастливые люди умирают легко. Они знают, что уже получили от жизни то лучшее, что она может дать.

– И я счастлив, Кис. Моя Кис, моя «Ньюки Энджи».

– Почему ты улыбаешься?

– Вспомнил одну старую песню. Она так и называется «Энджи». Ее пела одна группа, «Роллинг Стоунз». Наивная такая песенка, сентиментальная, трогательная.

– Наивная, как я?

– Как я. И трогательная и прекрасная, как ты.

– Перестань, а то я сейчас расплачусь. Я не хочу больше плакать.

– Больше не буду.

Мой пасс издал мелодичный гудок, потом другой – заработал встроенный будильник. Шесть утра. Я приказал зайти за нами в половине седьмого. У нас с Алиной есть еще полчаса. Всего полчаса на обреченную, жадную, бесконечную любовь с сильным привкусом горечи и надежды. А дальше…

Дальше видно будет.

За время нашего знакомства я видел Тогу с разными выражениями лица. Но такой мрачной физиономии, как в этот раз, у него не было никогда. Он прямо посерел как-то, осунулся. Видно, очень сильно переживал.

– Что скажешь? – приветствовал он меня.

– Нечего говорить. Надо делом заниматься. Скопировал диск?

– На винчестер димоновского ноута. – Тога протянул мне оригинал «Альтер Эго». – Ты не передумал?

– Нет. А что?

– Я думал, может Алине удастся тебя отговорить.

– С чего ты взял, что она будет меня отговаривать?

– Ты ведь ей рассказал про план Мюррея, так?

– Рассказал, и не жалею об этом. Вообще, Тога, давай не будем говорить об Алине. Не трави душу.