Уильям Дитрих - Розеттский ключ

Мы обошли весь зал — он оказался пятьдесят шагов в длину. Поверхность алтаря украшала сдвоенная плита. С одной стороны на ней было грубо высечено изображение купольного храма, а с другой — двух рыцарей на одной лошади.

— Печать тамплиеров! — воскликнул Фархи. — Она подтверждает то, что именно они построили этот зал. Видите, это же храм со скалой вознесения Мухаммеда, такой же, как нынешняя мечеть над нами, они определяют место храма Соломона, так изначально называли его храмовники. И опять же два их рыцаря на одной лошади… Некоторые считают, что это символизирует добровольное принятие ими обета бедности.

— Но есть и такие, кто считает, что это знак двойственности мира, — сказала Мириам. — Мужчины и женщины. Развития и упадка. Ночи и дня.

— Да здесь же ни черта нет, — вмешался Большой Нед, окидывая взглядом подземный зал.

— Тонкое наблюдение, — сказал Тентуистл. — Похоже, господин Гейдж, мы корячились тут впустую.

— Исключительно во имя британской короны, — с кислой улыбкой отшутился я.

— Да уж, этот американец выжал из нас все соки, — проворчал Малыш Том.

— Эй, поглядите-ка сюда! — воскликнул энсин Поттс. Он старательно разглядывал Белую Мадонну. — Может, за ней есть особая дверца? Или тайный проход!

Мы собрались вокруг. Энсин потянул за поднятую в благословении руку мадонны, и статуя повернулась. При этом стена за ней отъехала в сторону, и мы увидели винтовую лестницу, хотя в этот стенной проем можно было протиснуться только боком. Крутые ступени уходили вверх.

— Наверное, она выведет нас к основанию храма, — сказал Фархи. — К древней резиденции тамплиеров, теперь ставшей мечетью Аль-Акса. Скорее всего, верхний проход закрыт, но мы должны постараться вести себя как можно тише. Звуки поднимаются вверх как по дымоходу.

— А чего тут тихариться-то? — удивился Нед. — Здесь внизу все равно ничего нет.

— Мы рядом с мусульманской святыней, глупец, и к тому же в священной еврейской земле. Если хоть кто-то из верующих услышит нас, они схватят всю нашу компанию, некоторым проведут обрезание, потом будут пытать за осквернение святыни и закончат полным расчленением наших бренных тел.

— О-о…

— Давайте попробуем открыть и Черную Мадонну, — предложила Мириам.

Мы перешли к другой статуе, но на сей раз, как бы Поттс ни давил на ее руку, скульптура осталась неподвижной. Дуализм Мириам, казалось, не принес пользы. Мы разочарованно топтались вокруг.

— Фархи, где же храмовые сокровища? — спросил я.

— Разве я не предупреждал, что тамплиеры могли опередить вас?

— Но этот зал выглядит по-европейски, значит, они сами построили его, а где же более древние помещения? И зачем они вообще так старались? Они явно переусердствовали, если хотели построить обычную трапезную.

— Здесь нет никаких окон, — заметил Поттс.

— Наверное, тут проводились какие-то ритуалы, — рассудительно заметила Мириам. — Но настоящими делами или поисками они занимались в другом подземелье. Где-то должен быть еще один проход.

— Эти стены выглядят слишком монументально, — сказал ее брат.

Мне вспомнились люки в египетском храме Дендеры, и я пригляделся к полу. Черные и белые плиты диагонально расходились от алтаря.

— По-моему, Большому Неду стоит попытаться сдвинуть этот каменный стол, — сказал я. — Давай, покажи свою силушку!

Сначала его усилия ни к чему не привели. Потом к нему присоединился Иерихон, а в итоге и мы с Малышом Томом. Все мы кряхтели от натуги, и наконец алтарный стол начал со скрежетом поворачиваться на скрытой опорной оси. Когда он отъехал в сторону, мы увидели отверстие люка. В подземный мрак уходила узкая лесенка.

— Вот это уже поинтереснее, — отдуваясь, пробурчал Нед.

Спустившись по ступеням, мы столпились в небольшом нижнем помещении. В конце его темнела массивная железная дверь, покрытая рыжими пятнами ржавчины. На дверной поверхности выделялось также десять позеленевших от времени медных дисков, каждый размером с обеденную тарелку. От верхнего диска расходились вниз лучи двух боковых рядов из трех дисков. А между ними, но пониже располагался вертикальный ряд из трех последних дисков. В центре каждого диска находилась затейливая щеколда.

— Десять дверных ручек? — спросил Тентуистл.

— Скорее, десять замков, — сказал Иерихон. — Видимо, поворот каждой такой щеколды сдвигает засов, скрытый в косяке этой железной двери. — Он попытался повернуть одну рукоятку, но ничего не вышло. — Жаль, что их не прошибешь даже ломом.

— А значит, ее, возможно, никому не удалось открыть и все сокровища остались в сохранности, — сделал вывод Нед, удивив меня сообразительностью. — По-моему, это добрый знак. Того и гляди наш мистер найдет в конце концов заветный клад. Что же они в древности ценили так высоко, что решили выкопать эту кроличью нору да еще снабдили ее такой мощной дверью?

— Десять замков? И ни одной замочной скважины, — заметил я.

Как ни старались Иерихон с Недом дубасить или толкать массивную преграду, она даже не шелохнулась.

— Она вмурована в камень, — наконец вынес заключение кузнец. — Может, это и не дверь вовсе, а чистое украшение.

— Времени осталось мал о, — предупредил Фархи. — Скоро рассветет, и мусульмане начнут молиться над нашими головами. Если мы будем колотить по железу ломом, нас наверняка услышат.

— Погодите, — сказал я, вспомнив тайну египетского медальона. — Не кажется ли вам, что это особый рисунок? Десять дисков, расходящихся, как лучи солнца… десять — это же священное число. И оно что-то означало для тамплиеров, как я подозреваю.

— Но что?

— Сефирот, — медленно сказала Мириам. — Это дерево.

— Дерево?

Фархи вдруг отступил назад.

— Да-да, теперь я догадался! Эц Хаим, Древо жизни.

— Каббалистическая символика, — подтвердила Мириам. — Еврейская мистика и нумерология.

— Рыцари-тамплиеры тоже были евреями?

— Разумеется нет, но они склонялись к экуменизму, когда речь шла о поиске древних тайн, — рассудил Фархи. — Изучив еврейские тексты, они узнали, где находится этот подземный тайник. Мусульмане поступали так же, как и все прочие люди. Их интересовала любая символика, способная открыть путь к нужным знаниям. Перед нами десять сефирот, завершающихся кетером, или венцом, от него отходит бина, распознавание, а напротив — хокма, символ мудрости, и так далее.

— Милость или великодушие, крепость или суд, торжество, красота или великолепие, слава или величие, основание, независимость или царство, — процитировала Мириам. — Все непостижимые аспекты Бога. Мы не в силах постичь Его, кроме как через подобные проявления Его сущности.

— Но как все это связано с дверью?

— Наверняка тут какая-то загадка, — сказал Фархи и поднес поближе свой фонарь. — Да, я узнаю еврейские слова, написанные на древнееврейском языке. Хезед, тиферет, нецах…