Андрей Стерхов - Тень кондотьера

– Схватил наживку? – спросил Архипыч, как только Ирма нажала на красную кнопочку и показала телефону кончик языка.

– Вроде бы, схватил, – ответила ведьма. – Сказал, что примет срочные меры. Правда, не сказал какие.

– Вот и отлично, – сказал Архипыч. – Тогда вперёд, коллега.

И тотчас вылез из машины. Ирма вздохнула и последовала за ним. Через секунду оба скрылись за пеленой усилившегося дождя.

Теперь для меня оставшегося в одиночестве самое главное было не уснуть. В салоне тепло, в окно дождь барабанит, времени вагон – обстановка, короче, располагала. По опыту знаю: чтобы не раствориться рафинадом в дожде, нужно постоянно думать. Думать о чём угодно, но думать. В принципе, это нетрудно. Разумному существу всегда есть, о чём подумать. И я, закурив, приступил.

Сперва-сначала подумал о тех, с кем сюда приехал. Вот, что я о них подумал: всё-таки славные люди эти добытчики скрытой правды. Настоящие. Конкретные. Они не пытаются изменить реальность и вообще не верят в душе, что она изменяема. Они не лицемерят. Они просто выкатывают каждый день рассвет на своих собственных плечах.

Потом мысль вильнула, и я зачем-то вдруг подумал о хазарском сосуде, который, как известно, служит людям и по сей день, хотя прошло уже много-много времени с тех пор, как он перестал существовать.

Потом немного подумал на тему морали. А именно о причинах того, почему ни одна не отданная пощечина не должна быть унесена в могилу.

Потом о будущем подумал. Вернее, об одном его свойстве. Точнее даже не о свойстве, а о достоинстве. Оно, по моему разумению, заключается в том, что будущее никогда не похоже на то, что мы себе представляем. Разве это не замечательно?

Потом стал думать об утверждении, что Апокалипсис начнётся с появлением двух совершенно одинаковых снежинок. Об этом быстро-быстро подумал и сразу прекратил думать. Потому что уж больно жутко.

Потом о том размышлял, сколько нужно пустоты, чтобы утопить в ней всё отчаянье мира.

Потом устал думать и начал – это тоже вполне допустимо – мечтать. Эх, возмечтал простодушно, хорошо бы приехать сюда такой же вот толпой, только не по делу и в хорошую погоду. Можно было бы тогда жарить шашлыки, лежать в шезлонгах и пить коктейли пряные. Как только помечтал об этом, погода – вот что значит сила мысли – стала налаживаться. Дождь потихоньку стих. Тучи в одном месте разорвались, и в прореху ударил косой луч уходящего на запад солнца, сразу просветлело, в каплях на сосновых иглах засверкала радуга. Вот в этот самый момент в моё окошко и постучали. Вернее постучала. Ирма. Весело улыбающаяся Ирма. Постучала и поманила рукой – а ну-ка выйди на секунду. Надо.

Ну надо, так надо. Игнорируя указания Архипыча, выбрался я из машины и вышел из наложенного на неё защитного поля. Тут-то и случилось то, предугадать было очень сложно, даже больше скажу – невозможно. Продолжая мило улыбаться, Ирма вдруг подпрыгнула и со всего маха мастерски ударила меня кулаком в лицо. На!

Ударила она кулаком, а у меня такое ощущение возникло, будто врезали кувалдой. Именно таким было воздействие. Уж я-то знаю. Уж я-то в курсе, что такое удар кулаком, а что такое удар тупым предметом весом никак не меньше пуда.

Обидеться я не успел. Только уже падая, подумал, что настоящее злодейство, в отличие от мелкого пакостничества, сопряжено с риском. И ещё подумал, что жизнь – это череда событий, которых по каким-то причинам не удалось избежать. Потом какая-то ещё мысль в голове возникла, но родившись, тут же умерла, поскольку я получил ещё один удар в лицо, причём, удар такой же страшной силы. Тут уже окончательно отключился. Вырубился. Не надолго, может, на секунду всего одну, но вырубился.

А когда очнулся, обнаружил, что Ирма шарит у меня во внутреннем кармане пиджака. Такого наглого мародёрства я потерпеть, конечно, не мог и заставил себя схватить её за руку. Однако выскользнула её рука из моей. Словно склизкий и холодный вьюн выскользнула. Вместе с лапкой того самого беркута, кстати говоря, выскользнула. В моей ослабевшей руке остался только платок носовой. Светло бежевый. Мятый. С анаграммой "ВАХ" в уголке.

Ирма была уже у забора, когда мне удалось выхватить кольт. И я даже успел прицелиться в взмывшую над почерневшим горбылём беглянку. И наверняка бы попал. Снял бы влёт, как курочку в ярмарочном тире, несмотря на шум в голове и хоровод звёздочек в глазах. Только вот не смог нажать на курок. Просто не смог. Ну вот просто. Пожалел девчонку.

И зря.

Это я уже совсем скоро понял, в тот самый миг понял, как только увидел-услышал, что из скошенной набок развалюхи, ругаясь и толкаясь в узком дверном проёме, выбегают на крыльцо Улома с Ирмой. Да, с Ирмой. С другой Ирмой. С настоящей. Та же Ирма, что перелетала забор, была ненастоящей. Вообще, Ирмой не была. Совсем. И человеком не была. А была ущамар-тогом, демоном-хамелеоном. Догадайся я на несколько секунд раньше глянуть на него Взглядом, остановил бы его серебром, и не пришлось бы нам бегать-потеть. А так пришлось.

Кто бы снял на плёнку эту погоню, эпизод для фильма вышел бы ещё тот. Представьте. Громадное тяжёлое небо, напитанные холодной влагой, а под ним потемневшее от ненастья поле. Слева – косогор, где темные березы гнутся на порывистом ветру. Впереди – сосновый лес, плотный, непроходимый. По полю в сторону леса несётся с завораживающим изяществом оборотень, постепенно теряющий человеческий облик. За ним, сильно отставая, увязая в размытой земле, то и дело спотыкаясь о кочки и попадая в промоины, последовательно – Улома, Ирма и я. И ещё больше отставая – Архипыч. Он в сарайчике прятался, позже остальных выскочил, да ещё и на бочку ржавую с водой дождевой налетел впопыхах, вот и задержался со стартом.

Ни единым словечком мы друг с другом не успели перекинуться, но каждый из нас прекрасно понимал: если доберётся демон до леса, если исчезнет из вида, всё – уже не найдём тогда. Ведь чем угодно ущамар-тог может обернуться. Хоть деревом, хоть кустом, хоть пеньком. Все кусты-пеньки в лесу Взглядом не проверишь, никакой Силы не хватит. Поэтому нажимали. Поэтому и не жалели лёгких.

Что удивительно, прытче всех Улома наяривал. Медведь медведем, а бежал будь здоров, обгонял меня и Ирму шагов, наверное, на десять. В общем, здорово бежал. Но и его прыть спринтерская вряд ли бы нам помогла, через полминуты кросса по пересечённой местности стало понятно, что не догнать нам оборотня. Хотя и сокращалось между нами постепенно расстояние, но ему до леса уже какие-то метры оставались. И вот когда тщетность наших усилий стала предельно очевидна, Улома невозможным движением затормозил себя, замер на секунду-другую, сосредоточился-набычился и выбросил вперёд правую руку. Через миг на его ладони заструился голубоватый туман. Пройдя через линию жизни, он быстренько соскользнул к мокрой земле, где уплотнился и превратился в голубоватый, похожий на кружащую пружину вихрь. А потом пружина разжалась – выстрелил вихрь струёй в сторону оборотня.