Андрей Стерхов - Тень кондотьера

Метра струя не дотянула.

– Силы дайте! – проорал, срывая голос, молотобоец.

Первой добежала до него Ирма, обхватила как бревно его левое запястье. Упала на колени от усталости, но дала Силы. И выстрелила струя во второй раз.

Полметра ей не хватило.

Тут уже и я схватил мёртвой хваткой Улому за предплечье. Дал ему Силы.

Выстрелила струя в третий раз и дотянулась, дотянулась, дотянулась она в последнюю секунду до вбегающего в лес демона.

А там уж управиться было делом техники. Чуть повёл Улома ладонью, и завертелся демон словно волчок, стал сам наматывать на себя голубое магическое лассо. Дёргался, извивался выкормыш Запредельного, но вырваться не мог. Надёжно мы его прихватили, крепко держали. Взяли. Победили. Но даже обрадоваться этому обстоятельству толком не успели: секунд через пять откуда ни возьмись дуга огненная в воздухе возникла и – что такое! – чикнула по нашей струе со всего маха. Как лезвием по вервью хлёстко наискосок – чик. И всё. Оборвалась струя. Иссякла. Исчезла. В землю ушла. Сиганул освобожденный демон в следующий миг в тень лесную неловким корявым скоком, только мы его и видели.

Ничего на светет не происходит само по себе. Это нам сначала показалось, что огненная дуга возникла откуда ни возьмись, а на самом деле это запыхавшийся Архипыч её сотворил. Это он демона отпустил. Это он позволил унести ему бесценный артефакт. Как только мы это поняли, так хором и проорали:

– Ты что?! Зачем?! Какого?!

Да так громко проорали, что с берёз, растущих на косогоре, сорвалась и шумно взмыла в вышину стая мелких перепуганных птиц.

Однажды в пылу очередного нашего схоластического спора ни о чём Ашгарр договорился до того, что такой вещи, как предательство, на самом деле не существует. Не существует и всё тут. Мотивировал поэт это странноватое своё откровение вот чем. Предательством, говорил он, считаем мы прежде и чаще всего неожиданное и одномоментное изменение сходных с нашими взглядов на некие принципы, явления, события и тому подобное, проявленное через изменения в поведении в тех или иных ситуациях. Ну, то есть известно нам про какого-то человека, что имеет он вот такие вот взгляды, в связи с чем вёдёт себя вот так вот в такой вот конкретной ситуации, и вдруг в какой-то день и час этот человек повёл себя в сходной ситуации противоположным образом, и мы по этой причине тут же переводим его ничтоже сумняшеся в разряд предателей. Причём человека с изначально полярными взглядами, поступающего в данной ситуации подобным образом, мы таковым не считаем. Он для нас не предатель, он для нас просто враг. Практически родня.

Однако ни один человек, продолжал разглагольствовать Ашгарр, не может изменить своё поведение, не изменив прежде свои взгляды. Утверждать обратное абсурдно, ибо всякому осознанному действию всегда предшествует осознанное решение. Но раз человек к моменту совершения действия уже изменил свои взгляды, стало быть, и предательства тут никакого нет. Какое же тут предательство, если человек действует уже в соответствии с новыми своими взглядами. Это уже не предательство, это уже враждебные действия. А тот факт, что мы ничего не знали о столь кардинальном изменении в его мировоззрения, то не его вина, то наша собственная оплошность, являющаяся прямым следствием равнодушия и невнимания к ближнему своему. В конце концов, нельзя требовать от человека, чтобы давал он по столь интимному поводу объявления в газете, созывал пресс-конференции и организовывал почтовую рассылку. Не обязан человек свои взгляды, а равно результаты их мутации объявлять городу и миру. Так говорил Ашгарр. И на все мои возражения горячечные только фыркал, улыбался ехидно и требовал назвать имя хотя бы одного вменяемого человека, который просыпается поутру с мыслью: "Ну, и кого мне сегодня предать?". Не смог я такого человека Ашгарру назвать. И найти ошибку в его логических построениях не смог. Дал тогда слабину, не напрягся. А потом уже неактуально стало.

К чему это я? А вот к чему: мысль о предательстве была первой, что пришла мне на ум, когда Архипыч отпустил демона. Измена, промелькнуло тревожной зарницей в голове. Лютая измена. Впрочем, посмотрел на спокойное лицо полковника, заглянул в его честные-пречестные глаза и мысль предательскую о предательстве напрочь отверг. Сомнения же подлые унял здравым рассуждением, что должно такому странному, нелогичному поступку старого кондотьера иметься некое разумное и простое объяснение. Так оно на поверку и вышло.

– Чего уставились, как большевики на буржуя? – с трудом восстановив дыхание, спросил у нас Архипыч.

Будто сам, дядя, не понимаешь, подумал я. Чудно ведёшь себя, вот и уставились.

Вслух однако ничего не сказал.

А вот Улома, разгорячённый погоней и всё ещё находящейся душой в её пылу, не стал скрывать своего неудовольствия. Вытирая пот со лба, спросил с укоризной:

– Что за дела, командир? Какого чёрта ты демона отпустил?

– Да? – поддакнула ему всерьёз рассерженная Ирма. – Какого?

Спросила сурово, взыскательно, но голос её при этом предательски дрогнул: понимала ведьмочка на кого наезжает. Оно и понятно. Харизма не клюква, её не раздавишь, а у Архипыча этой самой пресловутой харизмы столько, что сто лет черпай, не вычерпаешь.

Как ни кипятились ребята, как ни сверкали глазами пылко, а торопиться с оправдательной речью Архипыч не стал. Он вообще не считал себя виноватым. Посмотрел в ту сторону, где только что исчез ущамар-тогом, после чего с таким видом, будто сокрушён необходимостью объяснять столь очевидные вещи, ответил на вопрос вопросом:

– Ну взяли бы его, превратили в компост, а что дальше?

– Как что дальше? – недоумевая, развёл руками Улома. – Как что дальше? Тогда бы мы… Мы бы тогда…

Замер в такой позе, так и не сумев ничего придумать, и как-то сразу потух.

Ирма же не собиралась так быстро сдаваться.

– Во всяком случае, лапка бы у нас осталась, – с вызовом сказала она.

– И что с того? – повернулся к ней Архипыч. – Что бы, спрашивается, нам это дало, кроме какой-нибудь очередной бестолковый беготни? Разве теперь, когда всё случилось, не очевидно, что Ледовитов за артефактом лично никогда бы не пришёл. Стал бы присылать всё новых и новых химер. До тех пор бы присылал, пока бы Сила своя и казённая не закончилась. То есть – до бесконечности. Такая уж, видимо, у него гадостная жизненная тактика: чуть что, так сразу демона подходящего на помощь вызвать.

– Ну и пусть бы демонов присылал, – упрямо держалось Ирма своего. – Он бы присылал, а мы бы отсылали. А теперь что? А теперь лапка у него. А через время и жезл Ваала будет у него. И тогда всё – пишите поздравительные телеграммы. В принципе уже можно начинать придумывать какой-нибудь подобострастный текст. Дело сделано. Он выиграл. – Произнеся эти слова тоном, полным отчаянья, она тряхнула головой так, что косички схлестнулись, и призналась: – Как представлю, что этот моральный урод Претёмным станет, так аж всю выворачивать начинает. Лучше бы я его лично не знала никогда. Тьфу.