Юрий Никитин - Истребивший магию

– Почему ты такой? – спросила она с болью в голосе. – Ты станешь самым ненавидимым человеком на свете!

– Зато тебя будут восхвалять, – буркнул он, – как же, борец со злом!.. Хотя, думаю, тебя можно бы восхвалять и за другие достоинства.

Она спросила подозрительно:

– Это какие?

Он на ходу оглядел ее с головы до ног, будто выставил голой на продажу.

– У тебя неплохая фигура. Ноги, правда, длинноваты… зато вымя… ого… в порядке… ты ничего туда не подкладываешь?

Она вспыхнула до корней волос, голос сорвался от крайнего возмущения на жалобный писк:

– Вымя?.. Вымя?.. Ты сказал «вымя»? Я что, корова?

– Скорее коза, – сказал он великодушно.

Она смотрела расширенными глазами. Вид у него был такой, будто не оскорбил ее, а сделал комплимент.

– А ты – свинья, – заявила она. – Большая рыжая свинья.

Он подумал, предположил в задумчивости:

– Тогда уж кабан?

– Ну кабан! – крикнула она.

Он снова подумал, кивнул.

– Вот теперь правильно. И тебя, оказывается, обучать можно.

Она тяжело вздохнула.

– Ну почему так? Почему мы… вместо того чтобы… почему воюем, как двое родителей, что не поделят чадо?..

Он ответил сумрачно:

– Я хочу воспитывать его через труд, упорную учебу, а ты забегаешь вперед и убираешь все камешки с дороги, уговариваешь сесть и отдохнуть, постоянно суешь лакомства!.. Во что ты превратишь такого ребенка?

– В доброго и отзывчивого! – парировала она. – А ты хочешь воспитать какого-то угрюмого зверя? Который везде видит препятствия? И всегда дерется, даже когда его не трогают?

Он промолчал, только ускорил шаг. Они шли по обочине леса, здесь светло, а луна, уже пугающе огромная, как почти всегда в полнолуние, светит резко и ярко, хочется прищуриться, будто смотришь на солнце. Вокруг нее кольцо странно призрачного света, а если присмотреться, можно рассмотреть еще одно, почти исчезающее, но упорно не выпускающее яркое кольцо и луну из плена.

Свежий ночной воздух старательно убирал мелкие капельки пота, Барвинок механически переставляла ноги, так же равнодушно поглядывала на далекие горные кряжи и темные деревья. Дважды дорогу перегораживали бурные ручьи, но Олег без остановки перепрыгивал, Барвинок ломала голову, как он по журчанию ухитряется определить, широк ли ручей и высок ли противоположный берег.

Из темноты с отвратительно пронзительным визгом выметнулась стая летучих мышей. Барвинок завизжала и закрыла лицо ладонями. Олег пробормотал озадаченно:

– Почему все колдуны так обожают летучих мышей?

– Не знаю…

– И еще кошек, – сказал он. – Как старая ведьма, так и кошатница…

Она прошипела что-то злое, но дальше пригибалась молча и все прятала лицо, а когда мыши исчезли, Олег сказал с облегчением:

– Никогда так не радовался рассвету…

На восточной части неба медленно тускнеют созвездия, но запад еще переполнен сверкающими алмазами, среди которых изредка блеснут изумруды или еще более редкий рубин. Над краем земли появилась светлая полоска, пошла шириться в небо, где вспыхнули первые облака, подожженные всплывающим из темноты солнцем.

Барвинок рассмотрела суровое лицо волхва. Щеки запали, глаза блестят лихорадочно, скулы торчат, словно не ел с неделю.

– Легче? – спросил он, не оборачиваясь.

Она крикнула в спину:

– Еще бы!

– Надо было пройти ночью, – ответил он, она с изумлением уловила новую нотку, словно он оправдывался перед нею. – Днем здесь… трудно.

– Ну, – ответила она с натужной бодростью, – если это было легко, то я и не знаю!

Дальше дорога шла достаточно прямо, что говорит о ее древности. Молодые всегда испуганно виляют, только с возрастом мало-помалу скругляют углы, вовремя замечают, как начинают пересыхать болота, и тут же срезают особо замысловатые петли.

Олег и в розовом рассвете выглядел мрачным. Барвинок догадывалась, о чем думает, это же столько веков, а то и тысячелетий в этих краях ничего не случается, как и вообще в мире, а ему подавай перемены…

Далеко впереди нечто заблистало, раздробившись на десятки блестящих точек. Барвинок напряженно всматривалась, Олегу объяснять не надо, впереди нечто иное, чем город, хотя и кажется, что это солнечные блики от окон…

Олег резко остановился, Барвинок догнала и охнула. Впереди ущелье, с одного конца на другой переброшено исполинское дерево в пять обхватов, и хотя ширина ущелья не больше двадцати шагов, она легко прошла бы по такому мосту, даже не глядя вниз, дерево достаточно широкое, чтобы блокировать вид ужасающей бездны…

…однако ствол снизу доверху покрыт толстым слоем зеленого мха. По коре пройти легко, шершавая и корявая, сцепление с подошвой надежное, но ее сожрал этот мох, а сам держится на гладкой и влажной поверхности, что у любого дерева под корой. Даже ветер уже давно бы оголил, но стена деревьев-великанов как с одной стороны ущелья, так и с другой обеспечивает вечную тишь.

Она прошептала боязливо:

– Нам идти по этому ужасному мосту?

– Другого нет, – ответил Олег.

– Я боюсь! – закричала она. – Я не пойду!.. в таком мху отвратительные муравьи…

Издали донесся отвратительный скрип, похожий на звук трущейся о железную скобу колодезной цепи. Барвинок вздрогнула и зябко обхватила себя руками за плечи.

– Летающие змеи, – определил Олег. – Не знаю, но мне вообще-то рептилии еще противнее. Хоть и с крыльями.

Она прошептала с отчаянием:

– Я их не люблю тоже. Пойдем, я закрою глаза.

– Это по-женски, – согласился он.

Но все-таки она смотрела во все гляделки, двигалась тихонько, как по тонкому льду, а когда оказалась на той стороне, упала от изнеможения и всхлипнула, как обиженный ребенок.

– Мы уже рядом, – сказал Олег с сочувствием. – Все еще готова идти дальше?

– Я пойду, – ответила она и поднялась. – И не надейся, я пойду!

Он прошел некоторое время впереди, затем остановился так резко, что она уткнулась лицом ему в спину.

– Ничего не бойся, – прозвучал его напряженный голос.

– Да я и не боюсь… – ответила она озадаченно.

– Иди ко мне, – сказал он и повторил: – Только не бойся!

Недоумевающая, она обошла его… мир исчез, со всех сторон полная тьма, воздух холодный, а из темноты прозвучал голос волхва:

– Постой на месте, дай глазам привыкнуть.

– Что… – прошептала она, – что стряслось?

– Не двигайся, – сказал он. – Прямо перед твоим лицом острый сук.

Она поспешно подняла руку, пальцы наткнулись на гладкое изогнутое дерево, два острых отростка в самом деле напротив ее лица, даже уколола палец…

– А ты что, видишь?

Он сказал успокаивающе:

– Твои глаза сейчас привыкнут.

В темноте наверху проступило размытое светлое пятно, прошло еще пара минут, пока сообразила, что там луна, а вон и звезды… Острые сучья уже заметны глазу, пригорки впереди вообще серебрятся, но между ними черные, как преступления, впадины.