Юрий Никитин - Истребивший магию

В середине темной лужи поднялся влажный холмик, похожий на голову с прилипшими волосами. Волхв ждал, вода стекает с неизвестного медленно, тягуче, словно не вода, а жидкая глина. Темный человек поднялся до пояса, уперся обеими руками в невидимые под водой края колодца. Барвинок пугливо отступила, у существа нет лица, а только словно намечено грубым инструментом, где должны быть глаза, нос и рот.

Наконец существо из колодца выбралось наверх и распрямилось во весь рост. Барвинок сделала еще пару шагов назад, странный человек показался громадным, хотя и ниже Олега, и пугающе опасным.

Медленно и неотвратимо он протянул обе руки к Олегу. В его движениях чувствовалась завораживающая сила, так змея неспешно приближается к замершим в оцепенении лягушкам и пожирает их.

Барвинок вздрогнула, когда жуткую тишину нарушил недовольный голос волхва:

– Эй-эй, убери грабли!.. С тебя течет. И дурно пахнет.

В темноте она никак не могла рассмотреть лица незнакомца, только видела, что он весь мокрый и блестящий, словно натерт слизью. Олег сделал шаг, человек двинулся за ним.

– Убери, – повторил Олег. – Третий раз повторять не стану.

Человек сделал к нему еще шаг. Она не успела заметить молниеносное движение, но раздался шлепающий звук сильного удара. Голова человека из колодца дернулась назад, он невольно отступил и рухнул в темную воду. Барвинок ожидала брызг, но вода лишь медленно колыхнулась, словно не вода, а густой кисель.

Неизвестный медленно погрузился с головой. Олег посмотрел вслед и сказал вдруг:

– Быстро на выход!

– Но ты уже…

– Быстро! – повторил он. – Он не один.

Она побежала на ярко освещенный, как теперь показалось, прямоугольник дверного проема, выметнулась на залитую лунным светом поляну. За спиной треск, шум, злое рычание, затем дом зашатался, стены с грохотом повалились вовнутрь. Остатки крыши обрушились, подняв облако пыли.

Барвинок в ужасе прижала к груди кулачки, сердце замерло, но спустя пару минут затрещало, из сверкающей в лунных лучах мрачным светом пыли появилась могучая фигура волхва.

Он деловито отряхнул ладони, одежду, посмотрел на нее со странным одобрением.

– Молодец.

– За что?

– Послушалась, – сообщил он. – Все в порядке, никто туда теперь не сунется.

Она вскрикнула:

– А что… те?

– Колодец накрыло бревнами, – ответил он. – И землей. Не вылезти… А ты чего стоишь? Пойдем.

Она потащилась следом, прожигая взглядом такую широкую, но равнодушную, как и ее хозяин, спину. Как хорошо, что удержалась и не бросилась навстречу с ликующим воплем, что цел, жив, все благополучно! Нельзя так ронять себя женщине в мужских глазах, уважать перестанет.

Правда, этот гад, похоже, уважать и не начинал.

Они не прошли и пары сот шагов, темные и пугающие в ночи деревья расступились, открывая залитую лунным светом полянку. В самой середке расположился аккуратный домик из свежеоструганных бревен, картинно красивый, гордо приподнятый на высоком фундаменте, вокруг земля выложена толстыми плитами из темного камня.

В окнах темно, что и понятно, полночь, однако Олег взошел на крыльцо уверенно, сразу пинком отправил долой толстый кол, подпирающий двери. Барвинок хотела спросить, можно ли так в чужой дом, но волхв щупал веревку, ею замотана щеколда, рванул, натужно заскрипело, дверь распахнулась.

– Заходи! – сказал он бодро.

Она в испуге отступила на шаг.

– Там темно! Уверен, что хозяин там не спит?

– Дверь была подперта снаружи, – напомнил он. – Да и не будет здесь хозяина. Это его первые попытки…

Не закончив, сам шагнул в темноту, и почти сразу там вспыхнули свечи. Она подивилась, как быстро он их отыскал и зажег, с сильнейшим биением сердца переступила порог этого странного домика.

Комната просторная и удивительно чистая, даже опрятная. Что удивило ее сразу же – огромный стол из красного дуба, в этих краях такие деревья не растут, вокруг семь искусно сделанных кресел, высокие резные спинки, много накладок из серебра и, как ей показалось, даже из золота. На столе кувшин, две богато украшенные чаши, пустые тарелки, тоже слишком вычурные и дорогие для лесного домика, сложный подсвечник с множеством рожков.

– Что за чудо в лесу… – прошептала она.

Он с тяжелым вздохом снял перевязь с луком и повесил на крюк в стене, поставил в угол посох. Она от порога все еще осматривалась, осторожная, как мышь в чужом доме, а он опустился в ближайшее кресло, лицо мрачное, в глазах глубокое раздумье. Не глядя, цапнул кувшин и плеснул в чашу себе, потом налил этой светло-коричневой жидкости и ей, не то вина, не то травяного настоя, судя по сильному аромату, а в конце долил себе почти до краешка.

– Ты права, – обронил он. – Найдя магическую воду, первым делом создал вот это… ну, домик, мебель… Но тут же спохватился, совестливый наш, что вроде бы нехорошо хапать все самому, вернулся в село и начал там людей мучить…

Она смотрела, как он поднес чашу к губам и осушил с такой скоростью, словно три дня шел по жаркой пустыне.

– Ты о ком?

– О Кривом Корне, конечно… Вот уж прозвище точно прилеплено.

– Почему мучить? – перепросила она с возмущением. – Разве он людей мучил?

– Именно, – подтвердил он. – Не только заставил их работать, что вообще-то хорошо, но велел им быть счастливыми! Это хуже, чем на каторге в каменоломне. Ты пей, это травяной чай.

Она заколебалась, у волхва слишком уверенный вид и твердый голос, в таких случаях возражается само собой, чтоб не задавался, но смирила бунтарство, села напротив и сказала рассудительно:

– Он хороший человек!

– Хороший, – согласился Олег.

– Так в чем его вина?

– Что дурак, – сообщил он мрачно.

Она не успела возразить, донесся приглушенный гул, сперва ей показалось, что далеко-далеко идет мимо гроза, однако на столе задребезжала посуда, а подсвечник закачался. Олег, даже не послюнив пальцы, взялся за фитиль ближайшей свечи, та тут же погасла, со вздохом поднялся и прошелся вдоль стен, погружая комнату в полутьму.

Гореть осталась одна последняя у входа, Барвинок следила за ним удивленными глазами.

– Ты чего? – спросила она встревоженно.

– Чтоб пожара не было, – сообщил он буднично. – Люблю на огонь смотреть, но поджигать – нехорошо.

– Кто бы говорил, – сказала она саркастически.

– А что?

– Мне кажется, ты просто обожаешь ломать и рушить. Значит, и поджигать любишь.

– Я и ломать не люблю, – сказал он, – ладно, пора уходить и отсюда. А я только собирался перевести дух…

– Почему уходить? – вскричала она. – Зачем уходить? Подумаешь, где-то гроза… Пусть даже подземная!

– Боюсь, – сказал он совсем небоязливым голосом, – это не совсем гроза. Лучше уйти. Безопаснее.