Энтони Уоренберг - Клятва киммерийца

По птицелюди пока не смели обратиться к своей госпоже; право решения оставалось за нею. То-Ла взмахнула крыльями и, взлетев со спинки трона, описала широкий круг над головой Конана. Тот по-прежнему спокойно наблюдал за нею. Правительница-орел ждала, как поступит приглянувшийся ей мужчина: что, если он сам все поймет и просто протянет к ней правую руку, чтобы она могла сесть на нее и успокоиться… еще не менее чем на двести лет? Ибо сама То-Ла не могла умереть, хотя убить ее было возможно. Правительница не просто кружила — ее движения в самом деле напоминали танец, к которому она приглашала своего избранника.

Варвар понял ее.

Однако не сдвинулся с места.

— Послушай, То-Ла, — заговорил он вместо этого. — Я знаю, что тебе нужно. И вижу, что пришелся тебе по нраву. Но это невозможно. Разве за двести лет ты не поняла, что богам неугоден союз птиц и людей? Посмотри на них, — он указал правительнице-орлу на ее детей. — Они безобразны, в них не осталось ни твоего величия и красоты, ни мужества твоего супруга. Неужели ты желаешь повторить весь этот ужас сначала?.. Я — нет. Зачем мне жить двести лет — и потом стать таким же, как он, твой былой возлюбленный? Лучше я умру молодым и в бою. Зачем мне любить птицу и плодить чудовищ? Я — человек, и сердце мое принадлежит тому миру, где я родился. Я не смогу быть с тобой.

Прекрасные карие глаза То-Ла блеснули гневом, а клекот сделался угрожающим. Впрочем, ее избранник и не мог не быть дерзким. Что ж… она обернулась к птицелюдям и что-то сказала им — увы, говорить по-человечески ей самой дано не было, хотя Леард понимал ее и без слов.

Но прежде, чем те успели перевести ее слова, вмешался Ллеу.

— Я понимаю тебя, правительница-орел. Ты хочешь вызвать моего друга на поединок, чтобы он доказал свое право на дерзость.

Впервые за все время То-Ла взглянула на юношу, причем — в крайнем изумлении.

Сам по себе Ллеу ее нисколько не привлекал. По сравнению с варваром он, в самом деле, выглядел несколько бледновато. Но этому стройному юноше не требовалась человеческая речь, чтобы ее понимать, и… он смотрел на нее с восхищением и сочувствием! Заметив интерес матери, Ро-А не выдержала, забила крыльями в воздухе, начала нервно переступать по ковру и едва заставила себя успокоиться под ледяным взглядом правительницы.

— Так ты хочешь сразиться со мной, То-Ла? — Конан был вполне готов принять вызов.

Да, она хотела!.. Когда-то биться с Леардом ей не потребовалось. Он был более сговорчив, честолюбивый младший сын аргосского короля, готовый ради власти всю жизнь прожить хоть со змеей, не только что с птицей.

Этот был похож на него… но только внешне. Он сам был слишком свободолюбив и стремился к собственным небесам. То-Ла снова издала гортанный клекот.

— Она спрашивает, знаешь ли ты, что будет, если ты проиграешь поединок, — пояснил Ллеу. — Тогда меня благополучно отдадут вот этим… девочкам, — он незаметно подмигнул Ро-А, тут же начавшей прихорашиваться, поправляя клювом встопорщенные перья, — а ты должен будешь навсегда остаться с нею…

— А если я одержу победу — пусть поклянется отпустить на только нас, но и всех, кого удерживают здесь силой, — спокойно кивнув, сказал киммериец. — И пусть они с этих пор перестанут окотиться на людей!

Правительница-орел выразила свое согласие, велев подданным расступиться, дабы освободить ей и Конану место для битвы. Но… она сказала еще не все и вынуждено была добавить несколько слов.

— То-Ла говорит, что она сможет использовать лишь то, чем наделена от рождения. У нее нет оружия. Значит, у тебя тоже не должно его быть, — перевел Ллеу слова госпожи птицелюдей.

Варвар протянул ему меч, нимало не смущаясь и этим условием. Едва только он сделал это, правительница-орел бросилась на него, стремясь полоснуть твердыми и острыми, как заточенная сталь, когтями.

Впрочем, поначалу она не особенно усердствовала, стараясь скорее измотать своего противника, нежели убить или изуродовать. Сражаться с огромной мыслящей птицей голыми руками было занятием достаточно неблагодарным — ну что можно было сделать с нею, такой подвижной, нападавшей, кажется, со всех сторон одновременно, стремительно взлетающей вверх — и бросающейся вниз, точно камень?! Оставалось только защищаться. Больше всего опасений вызывало то, что она постарается вцепиться в глаза…

Конан избрал почти ту же тактику, что и правительница: брать врага измором, ждать, пока она начнет выдыхаться, уставать, допускать, ошибки.

В таком поединке побеждал не тот, кто окажется сильнее, но — выносливее и более способным продержаться как можно дольше.

Тело киммерийца однако мгновенно оказалось исполосованным когтями и клювом То-Ла. Ллеу едва сдерживался, чтобы не броситься на помощь другу — и, кажется, то же самое испытывала Ки-Ай, откровенно сочувствующая варвару. И даже древний Леард с интересом следил за происходящим; мутные глаза старца прояснились, он весь подался вперед, вцепившись скрюченными пальцами в подлокотники трона, и беззвучно шевелил губами.

В какой-то момент Ллеу понял, что Леард вовсе не на стороне своей могущественной супруги, а самом деле, измученное сердце этого человека сжималось сейчас слишком сильно, ибо в черноволосом гиганте-киммерийце он тоже увидел самое себя — молодого и сильного, снова стоящего перед выбором… поистине страшным выбором!

Около двух сотен зим понадобилось честолюбивому аргосцу на то, чтобы это понять. Тысячи жутких ночей любви с пернатой властительницей, которой он так дешево и легко продал когда-то тело и душу.

В очередной раз То-Ла спикировала на варвара, стараясь страшным ударом швырнуть его на пол и заставить принять поражение — и в очередной раз тот устоял на ногах, отбросив ее от себя. Конан чувствовал, что начинает сдавать.

От мелькания крыльев рябило в глазах, он терял силы, вместе с кровью вытекающей из глубоких ран, которые наносила ему правительница-орел. Уже следующий удар все-таки сбил киммерийца е ног, и То-Ла тут же вцепилась когтями ему в грудь, стараясь добраться до сердца.

Варвар резко перевернулся, подмяв ее под себя и схватил рукой за крыло, ломая правительнице кости…

— Убей ее! Не поддавайся! — закричал вдруг Леард, приподнимаясь с трона. — Нет ничего хуже, чем… — он не договорил; сердце старика не выдержало чудовищного напряжения, и аргосец рухнул на пол с остановившимся сердцем и дико выкаченными глазами.

Возможно, То-Ла еще вполне способна была сражаться. Однако услышав подобные слова из уст своего возлюбленного, она оказалась раненной куда более жестоко, чем действиями Конана: правительнице было невыносимо поверить, что купленную когда-то любовь оказалось так легко предать… Киммериец приподнялся, наступив коленом на грудь То-Ла, и свернул ей шею. Карие глаза властительницы птицелюдей навсегда потухли…