Ксения Чайкова - Ее зовут Тень

Тинорисса была вторым по величине и третьим по значимости городом Райдассы. Когда-то давно, еще задолго до войны Ветров, лет этак пятьсот — шестьсот назад, эльфы, явившиеся большим посольством обсуждать вопрос о приграничных землях и торговых льготах, были с почетом возимы по всей стране и по своей остроухой традиции давали городам славные названия на своем древне-эльфийском языке, отражающие, по их мнению, самую суть и душу поселения. Так, Каленара получила длинное и, с эльфийской точки зрения, благозвучное имя Тор'эррталита Лиоотассе Найто, что значит Великая Блистательная Столица. А этот город был тогда назван Неорллитана Тинорисса Аар'эхэт, то есть Веселая, Беззаботная Тинорисса. Не знаю, как насчет остальных поселений, но Тинориссе это прозвище определенно подходило. Именно здесь располагалась Школа Лицедейства и Игры Сценической, в которую мечтали поступить все более-менее красивые девочки Райдассы. Именно здесь проводились не две, как в других городах, а четыре большие ярмарки в год. Именно здесь всячески привечали менестрелей, бродячих актеров, странствующих магов и прочих увеселителей честной публики, охотно дающих свои представления на площадях и в корчмах города. И именно здесь было полно разнообразных заведений на любой вкус, заставляющих забыть о времени и не дающих заскучать от заката до рассвета и от полудня до следующего захода солнца. Охота поплясать — пожалуйста, слушать песни — изволь, смотреть на танцы и лицедейство — да ради богов! Самый взыскательный и капризный зритель непременно находил для себя что-нибудь увлекательное и достойное его сиятельного внимания. Этот город мог подобрать ключик к любому сердцу.

Торин охал, ахал, вертелся и едва не вываливался из седла, стремясь рассмотреть все и сразу. Остальные вели себя гораздо спокойнее, только заинтересованно косились по сторонам и провожали глазами уж совсем необычные, с их точки зрения, вывески и здания. Мне становилось все труднее удерживать на лице маску отстраненного равнодушия — безумно хотелось соскочить с лошади и затеряться в прихотливом переплетении узких улочек, пошататься по крохотным кабачкам, заглянуть в десяток-другой лавок послушать знаменитую тинорисскую оперу, выпить горячего вина с пряностями и поесть пирожных с фруктами. Но увы! Приходилось внимательно следить за Торином — как бы бестолковый графенок, вертящийся так, будто ему раскаленных гвоздей в штаны насыпали, не навернулся с лошади, да заодно посматривать по сторонам. За нами уже пристроился какой-то подозрительный тип в неприметной серой одежде, почетным караулом сопровождавший нашу кавалькаду, пока не столкнулся наконец с клыкастыми усмешками Тьмы и Каррэна, одновременно раздвинувшими губы в таком потрясающем оскале, что сомнительный незнакомец почел за лучшее унести ноги, пока еще есть чего уносить.

Гостиницу на правах командира и предводителя выбирал Торин. И, естественно, выбрал Мрак знает что — какое-то нелепое сооружение из толстенных бревен, окруженное внушительным забором с торчащими на нем горшками и крынками. На посуде, невесть почему не используемой по прямому назначению, а болтающейся на заборе, были нарисованы жуткие, перекошенные хари, способные довести до нервной икоты даже самого спокойного и морально устойчивого человека. Сногсшибательный эффект только усугублялся явным старанием неизвестного художника придать некоторым мордам веселое, дружелюбное или просто благостно-спокойное выражение. По мне, так подобные шедевры надо разом с часовым монстром собрать и спалить — во избежание душевных травм у нервного и неуравновешенного населения.

Завидев солидную компанию приезжих, на крыльцо выскочил и начал услужливо кланяться хозяин, громовым голосом созывающий слуг нам на помощь. Выглядел он, надо сказать, немногим лучше, чем горшечные шедевры на его заборе. Явно бывший разбойник или душегуб, он сверкал жутким шрамом, пересекающим весь лоб и спускающимся на левую щеку. Каким чудом уцелел глаз — ведомо только богам, кажется, в свое время этого мужика душевно приложили чем-то, похожим на ятаган или тяжелый двуручник. Худое, если не сказать тощее тело, облаченное в дорогой кафтан с шелковым шитьем, явно показывало, что почтенным горожанином этот тип стал относительно недавно, а до этого ему не раз случалось перебиваться с хлеба на воду, а то и вовсе голодать.

При виде этого красавца, громкими криками подгонявшего слуг, я мрачно подумала, что, ищи Торин более неподходящее место для ночлега, ему бы это вряд ли удалось. Но спорить с уставшим и мрачным аристократом не хотелось совершенно, так что я решила не вступать в полемику и протянула уже успевшему соскочить на землю Торину обе руки. Аристократенок не понял. Пришлось повторить этот жест еще раз, более активно и резко, сопроводив его надутыми губками и недоуменным пожатием плеч. Торин вновь не сообразил, что от него требуется, и глядел недоуменно и даже как-то странно. Глазки у него стали удивленные, круглые, как у плюшевого медвежонка. Графенок явно пытался сообразить, с чего это я у него вдруг помощи просить вздумала.

— Торин, начинаем спектакль. Я же твоя любовница, забыл? — не снимая с лица нежной, но чуть обиженной улыбки, пошипела я сквозь зубы, по-прежнему сидя в седле. Все прочие уже спешились и поглядывали на нас с Лорранским с явным недоумением, не понимая, отчего мы копаемся.

Торин опомнился, встряхнулся и наконец-то протянул руки. Я соскользнула в его объятия и небрежным кивком поручила заботу о Бабочке тут же подскочившему конюху. Однако плохо же нынче аристократов воспитывают! Конечно, я понимаю, что любовница и любимая — это не синонимы, но существует же банальная мужская галантность и хоть какое-то уважение к представительнице прекрасного пола!

Вот Каррэн в этом плане молодец: тут же подхватил мои сумки, забросил их на плечо рядом со своими, и даже попытался помочь мне с переноской Тьмы. Правда, тут уж пришлось ему отступить — демон, не горя желанием расставаться с хозяйкой, зашипела и клацнула клыками так грозно, что альм поспешил отдернуть руку и украдкой покосился на нее, словно проверяя, все ли пальцы на месте. Комнату нам с Торином выделили одну на двоих. Естественно. Всех остальных расселили по двое — близнецов, Цветика и Зверюгу, Батю и Каррэна устроили в небольших уютных комнатах с двумя узкими односпальными кроватями в каждой. Нам с Торином досталось более обширное и светлое помещение с вышитыми занавесками, двумя сундуками, напольным зеркалом, угловым столиком и чудовищных размеров ложем. Я, хоть и знала, что так оно и будет, обреченно вздохнула, с тоской покосилась на исполинскую, явно очень мягкую и теплую кроватищу и затребовала у хозяина горячую ванну. Тот понятливо кивнул и в мгновение ока организовал огромную бадью, наполненную почти кипящей водой, да еще любезно предоставил отобранные у жены шампуни, кремы, мыло и уйму чего-то соблазнительного, душистого во всевозможных флакончиках и баночках. Я с сожалением вздохнула, вернула возмущенной женщине ее сокровища, вручила несколько сребреников и отправила по лавкам, а сама, как ни хотелось пойти с ней, взялась за разбор сумок. Вернулась она в рекордно короткие сроки — вода еще не успела остыть до ледяного состояния — и, торжествуя, вывалила передо мной покупки. Поблагодарив услужливую молодуху и вознаградив ее парой монет, я с увлечением перенюхала принесенную мне косметику и побежала вниз, в общий зал.