Ольга Сергеева - Дочь Кузнеца

В просторной комнате, носившей в школе название лазарета, было тихо. Даже пожилой рабыни-лекарки, заправлявшей всем больничным хозяйством, нигде не было видно. «Наверное, она тоже ушла ужинать» — мельком подумала Занила: она пришла сюда отнюдь не к этивке [ Этива — одно из южных Вольных княжеств. Граничит с Салевой. ].

Из трех кроватей, стоящих в ряд у дальней стены, занята была только одна. К ней Занила и направилась. Сгрузила поднос на столик, осторожно отодвинув плошки с мазями, и присела на край кровати. Эзра, лежавшая на животе, медленно приподняла голову со скрещенных рук и посмотрела на Занилу, слегка поморщившись: каждое движение, наверняка причиняло ей боль, даже несмотря на тонкую тряпицу, пропитанную лечебными мазями, прикрывавшую ее спину от шеи до самой поясницы.

— Я тебе поесть принесла, — проговорила Занила. Эзра без особого интереса скользнула взглядом по подносу и его содержимому.

— Спасибо. Надеюсь, надсмотрщица не накажет тебя, если узнает.

Занила пожала плечами:

— Никто не запрещал тебя кормить, — только у нее получалось вложить в один жест так много: и недоумение, и какое-то лениво-звериное равнодушие. Она приподнялась и потянулась к подруге. — Давай я помогу тебе сесть. Тебе обязательно нужно съесть что-нибудь.

— Не надо! — Эзра дернулась как от удара, хотя Занила даже не успела прикоснуться к ней, и снова рухнула на подушку, правда не отвернулась.

— Что, все так плохо? — Занила послушно убрала руки: ей не нужно было ничего объяснять.

— Ты сама все видела, — пожать плечами Эзра не рискнула, да и равнодушие в ее голосе было полно горечи. Занила опять с полуслова поняла, что та имела в виду: восемь рабынь послушно наблюдали, как госпожа Дарина заканчивала свой показательный урок. Она ничего не говорила больше, толь била, пока кожаное кнутовище не стало мокрым от крови. Она даже ковер, на котором лежала рабыня, не пожалела, а это о чем-то говорило. Занила усмехнулась, впрочем, улыбка в который уже раз вышла невеселой. Потом рабыням позволили уйти из классной комнаты. То есть тем рабыням, которые могли ходить. Эзру же уносили в бессознательном состоянии и прямиком к пожилой этивке, которой этим вечером предстояло много работы: залечить раны от хлыста так, чтобы на нежной коже дорогого товара не осталось даже шрамов — здесь требовалось особое умение.

— Что лекарка сказала?

Снова это пожатие плечами, явно различимое в тоне голоса:

— Что я неблагодарная маленькая дрянь, которая не ценит доброты и заботы почтенной госпожи (это о Дарине) и доставляет хлопоты другим занятым людям (это о ней самой), — а вот издевка у Эзры получилась очень даже не плохо. — И вообще мне повезло, что я осталась жива.

— Она умеет лечить, — возразила Занила. Она хорошо помнила, как в первый же день своего пребывания в школе попала в распоряжение этой пожилой этивки. Она помнила ее сморщенной лицо, все изборожденное сетью тонких морщин, светлые, будто вылинялые глаза, и тонкие губы, постоянно поджатые в недовольную гримасу. Но еще она помнила тонкие чувствительные пальца, умевшие прикасаться, почти не причиняя боли, и резковатый, но какой-то удивительно успокаивающий запах сушеных трав. Она, конечно, пробыла в лазарете совсем ничего, сама залечив все раны, как только лекарка оставила ее в покое и вышла. Занила отогнала навязчивые воспоминания и вновь взглянула в серо-голубые глаза, смотрящие на нее из-под отросшей серой челки. — А вот в последнем я с ней более чем согласна.

Глаза моргнули и отвернулись. Эзра уставилась в подушку, на которой лежала:

— Я сказала то, что должна была! И ты это знаешь.

— Я бы такого не сказала. И ты тоже это знаешь, — Занила покачала головой, мучительно подбирая слова для того, что хотела сказать. — Я бы никогда не повела себя так…

— Глупо?! Ты это хотела сказать? — Эзра еще немного повернула голову, чтобы удобнее было смотреть на человека, сидящего рядом с ней. — Конечно, нет! Ты бы кланялась и говорила «Да, госпожа Дарина. Как прикажите, госпожа Дарина» и ничего при этом не испытывала бы! Словно это вовсе и не ты, а так твое тело, никакого отношения к тебе не имеющее! — Занила почувствовала, как от изумления у нее перехватывает дыхание. Она боялась произнести хотя бы слово, чтобы не выдать себя, потому что то, что сейчас говорила эта девочка, то, что ей удалось почувствовать, было более чем правда. И это было больше, чем позволяла себе осознать сама Занила. Но Эзра продолжала говорить, не оглядываясь на нее и не замечая, какое впечатление производят ее слова. — Я никогда не смогу так! Я бы очень хотела, но я просто не могу позволить им унижать меня!

Зимой в салевской столице темнело рано. Не слишком, конечно, но все равно раньше, чем летом. Вот и сейчас Занила смотрела сквозь окно, как на Догату опускаются сумерки, пасмурные и мокрые, как и весь прошедший день, а от того еще более темные.

— Чем? — вдруг проговорила она.

— Что? — переспросила Эзра, не поняв, что имеет в виду ее подруга. Занила заставила себя оторвать взгляд от окна, выплыв из собственных размышлений, таких же густых, как и сумерки, путающиеся в ветвях деревьев за окном. Вновь посмотрела на Эзру:

— Ну, как они унижают тебя? — постаралась она сформулировать собственную мысль. Эзра аж задохнулась от возмущения:

— Я рабыня! Разве этого мало? Я их собственность, товар, свойства которого они пытаются подогнать под собственные нужды! — Эзра говорила громко, все больше распаляясь, приподнявшись на локтях, даже на время позабыв о своей спине. Или просто мазь этивки начала действовать. — Они заставляют меня делать то, что я не хочу, прислуживать им…

— А чем ты занималась в своей родной деревне? — вдруг спросила Занила, оборвав поток ее слов.

— Я не была рабыней! — в серо-голубых глазах полыхнуло такое знакомое негодование.

— Я знаю, — Занила нетерпеливо махнула рукой, стараясь однако, чтобы ее жест не выглядел пренебрежительным. — Но чем-то же ты занималась?

— Ну, — Эзра на пару секунд задумалась, то ли погружаясь в воспоминания, то ли просто пытаясь поточнее сформулировать. — Я маме помогала, — в глазах мелькнула боль, но девочка не позволила ей прорваться наружу. — Готовить, там, в доме прибраться…

— Отлично, — Занила переплела тонкие длинные пальцы, — допустим ты мыла посуду, чистила там всякие кастрюли, сковородки.

— Иногда, — Эзра кивнула, все еще не понимая, к чему та ведет.

— А теперь согласись, — продолжила Занила, — что это гораздо более грязная и тяжелая работа, чем налить чай Мабеку Дагару.

— Только и ты не говори мне, что быть рабыней в богатом доме — это замечательно! — голос Эзры звенел от возмущения.

— Да я не об этом! — на этот раз не выдержала и Занила. — Просто когда ты мыла сковородку, ты же не думала, что эта сковородка тебя унижает! Просто делала то, что нужно: вымыла, вытерла и убрала в сторону. Что тебе мешает относиться к Мабеку Дагару, Дарине и прочим господам как к куче сковородок?!