Ольга Сергеева - Дочь Кузнеца

Занила пошатнулась, уцепившись за перила крыльца. Как такое могло быть?! Как могла она видеть глазами зверя?! Она была внутри него, она ощущала то, что чувствовал он: и упоение погони, и отчаяние жертвы, и сладость теплой крови на клыках… Занилу затошнило, чуть не выворачивая наизнанку. Она подняла глаза вверх, молясь, чтобы все увиденное ею не было правдой.

На крыльце лежала ее мать. Она узнала ее по зеленой клетчатой поневе и по таким знакомым пепельно-светлым волосам, в которые она так любила зарываться, обнимая ее. Лица не было… Вместо него было что-то сплошное, черно-красное с выглядывающими белыми осколками костей… Занила посмотрела дальше. На пороге дома лежала что-то маленькое совершенно бесформенное — поломанная кукла в обрывках платья… Занила не узнала бы Лару, если бы не видела ту кошку, рвущую клыками ее плоть… Дальше в темноте избы что-то белело — до боли знакомое платье с аккуратной золотисто-красной вышивкой по низу подола, сотворенное с таким старанием, любовью, надеждой на счастье… «Какая же ты красивая, Мирима!» — собственный звонкий детский голосок, зазвучавший у нее в голове, показался ей до странности чужим. Занила хотела подойти к сестре, заглянуть ей в лицо: кошки не тронули его — она знала. Но для этого ей нужно было перешагнуть через мать и Лару. А там, внутри избы, еще и Катрин…

Занила слетела с крыльца, упала коленями в снег. Жестокая судорога скрутила ее тело, выворачивая на изнанку желчью, перемешанной с кровью, заставила ее пальцы в бессильном отчаянии скрести по мерзлой земле. Небо словно сжалилось над ней: одна за другой нерешительно с вышины сорвались крупные пушистые снежинки. Занила поднялась на ноги. Она не пойдет по деревне. Небо похоронит их за нее, укроет вечным саваном, оплачет тихими, чистыми слезами… А у нее свой путь. Она должна найти Хозяина!

Прочь от деревни, по заливным лугам, к далекому лиственному лесу, прикрывавшему долину с юга, бежала крошечная фигурка — маленькая девочка в порванном осеннем плаще, в одно мгновение ставшая взрослой, прожившая целую жизнь, умершая и снова родившаяся Другой… Она бежала, начиная свой долгий путь.

Вольное княжество Махейн. 1270 год от Сотворения мира.

Далекая, холодная, чужая луна разорвала клочья туч и взглянула вниз. Под ней, сколько хватало глаз, простирался лес. Древний, дикий, свободный лес. Конечно, он был лишь младшим братом того великого Леса, что простирался к северу от границы Махейна, и старые легенды не наделяли его и сотой долей тех жутких преданий, что выпали на долю его старшего брата, но и в этот лес, тем более зимней ночью, крестьяне из окрестных деревень старались без крайней нужды не заходить. Единственная тропинка вилась по самой опушке — по берегу быстрой и верткой безымянной речки. Но и эту тропинку прошедшая недавно первая метель этого года надежно спрятала под покрывалом глубокого белого снега: захочешь — не найдешь. А если и найдешь — пройти по ней все равно не сможешь! Но единственный путник, отважившийся ступить этой ночью под кроны вековых деревьев, и не пытался ее искать.

Сквозь лес, не разбирая дороги, бежала девочка. Она петляла между деревьев, то и дело проваливаясь по щиколотку в снег, запинаясь о корни деревьев, предательски скрытые им. Она шла уже не один час. Добротный теплый плащ, надетый на ней, был разорван в нескольких местах, капюшон давно упал с головы, длинные светлые волосы спутанными прядями упали на лоб, в сапожки набился снег, растаял, и теперь там мерзко хлюпала ледяная жижа. Впрочем, ноги ее давно онемели. Она не чувствовала ни холода, ни усталости. Она не заметила, даже когда примерно час назад, споткнувшись, упала прямо в колючий кустарник. Кожа на ее руках была изодрана. Весь прошедший час она отмечала пройденный путь собственной кровью, остававшейся на снегу. Она не пыталась выбирать свой путь, она просто шла вперед. Луна холодным мертвенным светом обливала деревья. Они раскачивались, отбрасывая причудливые тени, словно тянули свои ветки к жалкой человеческой фигурке, но девочка вряд ли замечала их. Она просто шла вперед, не зная, сколько осталось позади нее и сколько ей еще идти. И дойдет ли она, или навсегда останется посреди леса. Даже это было ей все равно.

Впереди деревья вдруг неожиданно расступились, образуя крошечную полянку. Луна заглянула на нее из-за рваного края тучи, да так и осталась висеть, словно пришпиленная к высокому иссиня-черному небу. Девочка вышла на поляну. Она давно уже перестала смотреть по сторонам, отчаявшись разглядеть что-либо за сплошной стеной деревьев, и шла, низко опустив голову. Чей-то взгляд, внимательный, в упор, заставил ее остановиться и поднять глаза. Прямо напротив нее на противоположной стороне полянки стоял волк. Около полуметра высотой, тощий, на коротких кривых лапах, со страшно свалявшейся, не успевшей перелинять летней серой шерстью. Он стоял и смотрел на нее желтыми голодными звериными глазами. Он уже час шел за ней, по запаху, по следам крови, топившей снег. Он выследил свою добычу, он с нетерпением ждал ее, и вот она перед ним. Занила остановилась, не сводя глаз с волка. Зверь слегка повел облезлым опущенным в снег хвостом, переступил с лапы на лапу, втянул воздух носом, приоткрыл пасть, обнажив желтые редкие клыки. Он ждал. Перед ним был всего лишь ребенок — человеческий детеныш, так сладко пахнущий, с вкусной нежной плотью — редкая добыча! Редкая и легкая… Без когтей, без клыков, без тяжелой палки, способной пробить шкуру… Удивительная удача! Сейчас детеныш закричит, призывая своих родителей, и кинется бежать. Но волк знал: здесь, посреди леса, детеныш сейчас один — он выследил, и поэтому ждал. Сейчас! Еще чуть-чуть! Детеныш повернется, кинется бежать и тогда!.. Волк весь подобрался, готовясь к прыжку.

Занила стояла и смотрела на него: всего в амм ростом, с грязной, свалявшейся клочьями шерстью, желтыми клыками. Интересно, он достанет хотя бы до брюха белоснежному Хозяину?.. А рискнет ли он хотя бы близко подойти к тому месту, где остались следы Его лап? В желтых глазах волка светился лишь звериный голод, ограниченный звериным же чутьем. Был ли он страшен? Да, был. Еще три дня назад маленькая девочка Занила умерла бы от страха, увидев его. Она завизжала бы, стала звать папу и побежала бы прочь, не разбирая дороги. Хотя… Три дня назад маленькая девочка Занила и не оказалась бы одна в ночном лесу. А сейчас ей некого было звать. Те, кто мог бы слышать ее, ушли. Они ждут ее за Чертой. Ей некуда бежать: она пытается уйти от самой себя и от собственной памяти. Печь в ее доме давно погасла и остыла, да и сам дом превратился в прах. Визжать от страха?.. Черные насмешливые глаза Хозяина заглянули в ее глаза…