Наталия Ипатова - Куда глядят глаза василиска

Солли исполнила его приказ, и когда Сверчок убедился, что она в безопасности, из его разверстой пасти полыхнул факел шипящего белого пламени, в момент растопившего и испарившего пышную пелену снегов и обнажившего черную, спекшуюся от жара землю. В белом полотне драконьего огня расцвела алая точка, разросшаяся до размеров ладони, окрасившаяся черным на трепещущих краях. Так плавился Лист, и даже тогда, когда буйство драконьего пламени утихло, алый цветок все еще источал жар и странный, пряный аромат.

— Все, — сказал дракон. — Теперь сундук останется закрытым.

— Благодарю тебя, — ответила Соль. — Благодарю, хотя и не знаю, что будет со мною через час. Прощай.

Могучие крылья развернулись, и дракон исчез, словно сметенный порывом урагана. Вьюга, смущенная его присутствием, набросилась на Королеву Лета с новой силой, и та поспешила вернуться в тоннель, идя обратным путем мимо все тех же пугающих картин.

В комнате ничто не изменилось, разве что погасли оплывшие свечи. Рэй спал, даже не сменив позы, не подозревая, что отныне целиком принадлежит только ей. Она сняла ботинки и плащ, пытаясь согреться у камина и обдумать, что она сейчас совершила.

— Вот ты и свергнут с трона, мой прекрасный принц, — прошептала она. — Но ты спишь, и пока ничего не знаешь.

Прошло некоторое время, прежде чем он пошевелился, потянулся к тому месту, где она должна бы быть и, не найдя ее, вскинулся.

— Еще темно, — сказал он, увидев ее среди теней комнаты. — Иди сюда.

Она послушно сделала шаг и остановилась.

— Не бойся. Мне только хочется чувствовать тебя рядом.

— Скоро рассветет, — напомнила она, — а у тебя много дел на день. Поспи еще.

Духи, ведь теперь он только человек! Конец войне, конец эльфийским страхам, конец дележке на Дело и Любовь.

— Ерунда. Силы я из любого источника вытяну… — он бросил руку к груди и, не найдя там знакомой рукояти, недоуменно нахмурился. Затем рассмеялся и пошарил на тумбочке у изголовья.

— В любви не применяю, но долго обходиться без него не привык, — пояснил он.

Соль сидела, молчаливая и неподвижная, как камень. На тумбочке ножа не было, не было его и под ней.

— Куда я мог его сунуть? — спросил он себя, а не ее. — Солли, сюда кто-нибудь входил?

— Я никого не видела.

— Да, ты могла спать.

Он был плохим физиономистом. Но в конце концов и он заметил ее странную скованность.

— Солли, — сказал он со смехом, — отдавай! Бьюсь об заклад, ты на нем сидишь.

— Нет.

— Солли, это перестает быть забавным.

— Рэй, а без него ты никак не можешь?

— Ну что значит — «не могу»? Кто я без него? Солли, я сейчас отниму его у тебя.

— У меня его нет.

— Ну и где ты его спрятала? Солли, эта штука в таком месте, как Черный Замок, может понадобиться в любую секунду.

— Поэтому я и прошу тебя как можно скорее отправиться со мной в Тримальхиар. Листа больше нет.

Он оцепенел, с его лица стремительно сбегали краски.

— Что ты с ним сделала? — спросил он сиплым шепотом.

— Я испепелила его в драконьем огне. Нет!

Он прыгнул к ней, одним движением покрывая всю комнату, с намерением схватить за горло, и она закрыла голову руками, прочитав в его глазах яростное желание ударить. Ее крик разорвал ночь и смолк, когда он вцепился в ее плечи, не давая ей осесть и затмив ее, как туча затмевает Луну. Его рука замерла не менее, чем в футе от ее головы, потому что он не ударил бы ее никогда, он хотел только узнать, почему, и как она могла! Но тень удара на стене коснулась тени ее головы, и когда он увидел ее открытые остановившиеся глаза, он разжал руки и позволил ей сползти на пол.

— Солли… Я ведь не ударил!

Он встряхнул ее.

— Но я же не ударил!

Она была Королевой эльфов, духом, заключенным в человеческую оболочку, созданием причудливым и эфемерным настолько, что ей могло, оказывается, причинить вред даже намерение, даже секундное пожелание зла. Он хотел ударить, и ее желание убило ее вернее, чем это сделала бы его безжалостная рука. В этот миг в Тримальхиаре с рыданием проснулась Сэсс, но не смогла вспомнить растревожившего ее сна.

— Духи, — прошептал он, озираясь по сторонам, словно в надежде что-то увидеть. — Лист того не стоил. Этого не стоит ни одно Могущество на земле.

Он поднял ее и положил на разбросанную постель, но сесть рядом не посмел, а встал возле нее на колени, прижав ее холодеющую тонкую ладонь к своему лицу. Он не мог поверить. Ведь он же не ударил! Он не ударил бы никогда! В этом было что-то нечестное. Они могли звать его, как угодно, могли обвинять в любых преступлениях, и что-то, возможно, даже было правдой, но он не должен был потерять ее! Потом его мысли смолкли, и он погрузился в своего рода скорбное бесчувствие, как будто мир провалился в тартарары, и во всем нем уцелела лишь эта холодная рука, касающаяся его пылающего лба.

Стук в дверь привел его в себя, как тогда, когда он умирал от простуды в этой самой комнате, и, как и тогда, за дверью оказался малютка брауни. Рэй впустил его и запер за ним дверь. Желтые глаза уставились на него, и делано безразличный голос, в котором сквозили нотки горечи, произнес:

— Вы, разумеется, вправе, принц, убить свою женщину. Это, собственно, вполне в духе образа.

— Я не убивал, — прошептал Рэй, чувствуя, что идет на дно. — Я даже не ударил. Но мне никогда не доказать в Тримальхиаре. Да и какой прок в доказательствах, раз она мертва?

— Жаль, — сказал брауни, садясь на задние лапы. — Она была добрая.

— Она была паршивая эгоистка! — вскипел Рэй.

Пара желтых глаз брауни глядела на него, не моргая.

— Мне кажется, — прошептал тот, — случилось еще что-то, более существенное, чем смерть женщины. Я не чувствую в тебе Могущества, принц. Это, разумеется, твое дело… но, мне кажется, тебе лучше было бы бежать отсюда побыстрее и подальше, покуда здесь не разнеслась эта новость. Когда они, — он обвел руками пространство вокруг, — узнают, их ничто не удержит.

— Ты прав.

Необходимость действовать дисциплинировала Рэя. Он торопливо оделся, перекинул через плечо ножны с Чайкой, завернул в прекрасный плащ тело Соль, вскинул ее на плечо и подошел было к двери тайного хода. Но тут его тигриные глаза сузились от презрительной ярости обращенной на самого себя.

— Кой черт! По крайней мере, я уйду, как принц, а не как крыса!

Он развернулся к главному выходу и, сняв засов, выхватил правой рукой сверкающий клинок, левой придерживая на плече легкую ношу.

Когда он показался на лестнице, на него уставилось множество глаз. Бывшие его подданные поползли из углов, пялясь на него, смутно уловив перемену, но пока еще не сообразив, в чем та заключалась. Блеск стали в опытной руке предупреждал их, и они позволили ему спуститься и расступились, когда он пересекал холл.